тяжелых камня, чтобы тот не всплыл, было пустынным. Глаза у Джо округлились, и даже рот раскрылся.
— Это ведь неправда, дед? — выдохнул он.
— Кто тебе это сказал? — тихо проговорил индеец. — Кто ты такой?
— Я прочитал твое прошлое в твоих глазах, и все остальное, что ты хотел бы от меня скрыть. А кто я? Хм… Тысячу лет тому назад меня называли волхвом. Ныне я хранитель этой рощи.
— Он читает по глазам, — торопливо перевел Джо. — Не перечь ему и не ври, иначе он тебя убьет.
Старик в странной шляпе глухо рассмеялся.
— Верно говоришь, малец, — продолжал он. — Ну-ка, молодой человек, сними рубашку и покажи, где у тебя болит… Теперь повернись спиной… Можешь одеваться…
Это очень напоминало то ли стриптиз, то ли еще какую-то не совсем приличную ситуацию, и хихиканье, прозвучавшее из уст старика в шляпе, снова вызвало у Дика неосознанный протест. Он уже понял: действия, которые от него сейчас потребуют, ничуть не будут напоминать христианские обряды. И в самом деле.
— Трувор, наклонись-ка: там, под камнем, нож есть. Дай его нашим гостям, пусть по очереди надрежут себе палец и капнут кровью на священный камень.
— У меня есть свой, — сказал индеец, увидев кремневое, грубо сделанное лезвие, точь-в-точь такое, какие лежали в витринах краеведческих музеев в разделах о жизни первобытных людей.
— Твой нож негодный, он железный. Если тебе не нравится кремень, проткни себе палец щепкой или прутом. Можно чиркнуть ладонью по краю алтаря — важно, чтобы на него пролилась твоя кровь.
А-а! А-а! — прокричала какая-то птица, выпорхнув из травы, и снова ветер пробежал по верхушкам деревьев. В воздухе разлилась тревога, и Дик постиг: из всех предложенных ему вариантов укол допотопным лезвием был отнюдь не наихудшим. Дик подчинился, и больше не сопротивлялся — воля его не то чтобы была сломлена, но чем дальше, тем сильнее он ощущал себя под властью сил, которые знали о нем больше, чем он сам, и которые могли раздавить его как самое крошечное из крошечных насекомых.
Он положил руки на окровавленный каменный алтарь ладонями вниз, как ему велели, и приготовился отвечать на все вопросы, которые ему будут заданы, чтобы затем выслушать вердикт.
— Ты не ответил. Чего ты просишь: жизни или смерти?
— Жизни, конечно, — буркнул индеец. — Смерть я и в Канаде мог бы получить.
— Мы так и поняли. И вот тебе назначенная вира. Наша Лесуха устала от людей и хочет на покой. Но уйти она не может, пока не найдет себе преемницу. Лучше всего, если такой преемницей станет ее родная кровь. Убеди ее заиметь от тебя ребенка. Если она согласится, то ты пропитаешься здоровьем от пяток до макушки и проживешь еще лет тридцать. Если не влезешь опять в какую-нибудь халепу. А то с тебя станется.
— Лесуха это кто? — решился уточнить Трувор.
— Вы зовете ее Олесей.
Джо присвистнул.
— А как же Олюшка? — запинаясь, проговорил он. — Я думал, что наследница — она.
— Олюшка нам нужна в Городке. К тому же до ее взросления, когда она закончит универ и получит диплом, осталось лет 10–12. Это случится слишком скоро — не успеешь глазом моргнуть. А нам задержать Олесю по сю сторону от нави потребно на подольше. Если бы в ней зародилась новая человеческая поросль, живая, из плоти и крови, это было бы самое оно. Пока бы проросток внутри нее созрел, пока родился и перенял науку… Тоска-то ее бы и развеялась…. Глядишь, и прожила бы наша Лесуха еще лет 40, а то и 50.
— Угу, — хмуро сказал индеец. — Только прежде чем назначать мне то, что вы называете вирой, сначала поинтересуйтесь, способен ли я к такому подвигу. Не подходящий я для ваших планов. После смерти моей жены я не делил постель ни с одной женщиной, и давно позабыл, как такое делается.
— Ерунда, захочешь — вспомнишь, — весело возразил лесной старик. — Верность ушедшей в небытие жене — это не то, чего велят обычаи твоего народа. Мужчина в тебе с ее смертью не умер — он спит. Лесуха разбудит, для нее это пустяк… А сюда больше не приходи. И внукам твоим тоже здесь делать нечего, если не хочешь их лишиться.
— Олюшка сказала, что вы людей не пьете, — возразил Джо запальчиво. — Она солгала?
— Отчего же сразу солгала? Мы не пьем людей, пока они не трогают нас. Но когда они являются сюда, в наш дом, да еще непрошенными гостями — отчего бы не позабавиться с глупцами или с теми, кто смерти ищет? Вот Трувора мы приглашаем. Когда ему исполнится семнадцать лет — добро пожаловать на рандеву. Он парень отважный, нам такие по вкусу.
— Даже одному можно? — вскинул брови Трувор.
— Я рад бы сказать да, но говорю нет. Девочки соскучились, оголодали. Да и ты не сможешь от них уйти, если они завлекут тебя в свой хоровод.
— Я смогу, — сказал Трувор упрямо.
— Все так думают. Но силу нави может остановить только навь. Так что приходи с той, которой такая сила дана. С вашей знахаркой.
После этих слов странный старик исчез — даже шляпы его на пеньке не осталось. И если бы не серьезные лица обоих мальчишек, то Дик точно бы остался в уверенности, что это была галлюцинация или розыгрыш. Кровь его почти впиталась в гранитный валун, похожий на стол, и пятно от нее на каменной поверхности уже едва угадывалось, но ранка на руке индейца и кремневое лезвие, лежавшее рядом, намекали на второе: местные пытались его запугать.
— Надо положить ножик на место, — сказал Джо.
— Да, наверное, — согласился Трувор, не пошевельнувшись.
Взяв старинный артефакт, Джо провел по его кромке кончиками пальцев, чтобы проверить остроту.
— Careful! — едва не вырвалось у Дика, но его предупреждение запоздало.
Джо вскрикнул, выронил лезвие, и на гранитную поверхность капнула еще одна порция крови. Но вот странно — вместо того, чтобы впитаться, кровь мальчишки скатилась вниз, на траву у подножия валуна, не оставив после себя ни малейшего следа.
Трувор нагнулся, поднял лезвие и убрал его туда, откуда незадолго перед этим извлек.
— Выдвигаемся, — проговорил он. — Надо как можно быстрее рассказать все тете Олесе.
Он как чувствовал — не успели они спуститься с холма, как докторица уже встречала их, и взгляд ее не обещал Дику ничего хорошего. Действительно, стоило им троим к ней приблизиться, как она начала ругаться.
— Разве Матвей не запрещал вам соваться в нашу Священную рощу? — зашипела она. — Этот холм — бывшее кладбище. Там отдыхают от своих