– За что они травят меня? Что я им сделала дурного? – в отчаянии шептала в своей молельне молодая французская королева, жена великолепного и славного Людовика ХIV, прозванного Король-Солнце. – Я поступала так, как мне велели, я старалась ублажить его, но он мечтает о той, другой, и пытается забыть ее в объятиях первых придворных красавиц… – Тут королева вздохнула и признала: – Впрочем, свой супружеский долг он исполняет исправно. Сегодня лекарь опять поздравил меня с тем, что я понесла…
И Мария-Терезия, жена любвеобильного французского монарха, поглядела в зеркало и против воли улыбнулась своему отражению. Большие голубые глаза – правда, чуть навыкате, но это ее не портит, изумительной белизны кожа, пышные белокурые волосы. Что же не нравится в ней королю? Некоторые из его любовниц и сложены куда хуже, и намного старше ее. Может быть, все дело в том, что она плохо говорит по-французски? Да, язык давался Марии-Терезии с трудом, и придворные втихомолку смеялись над тем, как она коверкала слова и неграмотно строила фразы.
…А ведь когда-то юной инфанте казалось, что судьба улыбнулась ей, предназначив в жены такому могущественному человеку. Услышав от отца, короля Испании Филиппа IV, что за нее сватается Людовик Французский, она с трудом смогла скрыть радость. Отправиться в Париж, вырваться из чинного, живущего по скучным законам этикета дворца, стать мудрой и любимой народом правительницей – это ли не прекрасно? Ах, если бы инфанта знала, что предшествовало ее помолвке с Людовиком, она перестала бы полагать себя счастливейшей из смертных и залилась бы, пожалуй, горючими слезами. Но кому из нас дано предвидеть будущее?
Началось же все в один ясный и довольно холодный день 1659 года. Кардинал Мазарини с озабоченным видом вчитывался в какой-то документ, написанный лишь ему одному понятным шифром, и вздрогнул от неожиданности, когда перед ним внезапно появился король. Юный Людовик был взволнован. Стремительно приблизившись к кардиналу, он выпалил:
– Послушайте, сударь, я намерен жениться на вашей племяннице Марии Манчини и объявляю вам, что решение мое твердо!
– На Марии? Вот как? – пробормотал опешивший кардинал. Его обуревали противоречивые чувства. С одной стороны, он не мог не радоваться тому, что его племянница, девица низкого происхождения, может сделаться французской королевой и украсить свою прелестную темноволосую головку короной, которой именно он, Джулио Мазарини, опять придал прежний блеск. Но с другой… Кардинал лишь неделю назад встречался с испанским посланником доном Антонио Пимантелем, министром короля Филиппа IV. Франция нуждалась в Испании ничуть не меньше, чем Испания во Франции, и все-таки переговоры о возможном браке Людовика с инфантой шли очень нелегко. Мазарини вел свою партию со свойственной ему ловкостью и изворотливостью и надеялся, что свадьба состоится. Анна Австрийская тоже мечтала об этом. И вдруг события приняли такой неприятный и нежелательный оборот…
Кардинал молча крутил на пальце изумительной работы старинный перстень, не зная, что отвечать юному королю. Вопреки тому, что о нем твердила молва, Мазарини не был трусливым человеком. Осторожным, опасливым – да, но не трусом. Однако сейчас он испугался. Конечно, Испания нынче почти разорена, ее армия слаба, и денег в казне нет, так что наемникам платить будет нечем, но, несмотря на это, Филипп непременно объявит Франции войну, ибо не простит, если его дочери предпочтут какую-то ничтожную итальянскую девчонку.
Наконец, собравшись с мыслями и немного успокоившись, Мазарини поднял голову и внимательно поглядел на короля. Его лицо оставалось бесстрастным, и Людовик, который был уверен, что кардинала его предложение обрадует, встревожился.
– Ваше преосвященство, отчего вы продолжаете хранить молчание? Ваш король говорит с вами!
Мазарини неторопливо встал, прошелся по комнате, закрыл лежавший на бюро фолиант, а потом повернулся к юному монарху и негромко произнес:
– Сир, ваш отец и ваша мать почтили меня доверием и поручили помогать вам советами. Я всегда преданно служил интересам французской короны и именно поэтому осмеливаюсь предостеречь вас. Теперь вы собираетесь совершить поступок, который никоим образом не увеличит вашей славы. Я не хочу воспользоваться минутой слабости, коей подвержены и государи, и позволить восторжествовать несправедливости. Моя племянница не может быть удостоена такой чести. Она полностью покорна мне, и я без промедления пошлю за ней и объявлю свою волю. Ей придется покинуть двор и Париж.
Однако эти слова, безусловно, достойные великого министра, каким был Мазарини, к сожалению, не достигли цели. Влюбленный безумец в ярости топнул ногой, смерил кардинала полным ненависти взглядом и устремился к матери.
В покоях Анны Австрийской он опять повторил, что не мыслит себе жизни без Марии и что почитает за величайшее счастье как можно скорее жениться на ней. Людовик знал, что королеву всегда трогали подобные истории о первой любви, и надеялся, что матушка поможет ему убедить кардинала. Но Анна осталась глуха к мольбам сына.
В глубине души королева очень сочувствовала молодой красивой девушке, а воспоминания о любви к герцогу Бэкингему и приязнь, которую она все еще питала к Мазарини, помогали ей понять эти муки сердца и всепоглощающее желание любой ценой добиться того, что юность полагает за счастье, но с годами некогда пылкая испанка превратилась в мудрую правительницу. Теперь на первом месте для нее всегда была политическая целесообразность, поэтому она с жалостью поглядела на своего мальчика, отняла руки, которые он, стоя перед ней на коленях, орошал слезами, и произнесла:
– Сын мой, вы король Франции и не имеете права на сомнение. Разумеется, вам придется жениться на инфанте. Если вы отвергнете ее, Испания пойдет на нас войной и ваши подданные станут проклинать вас за то, что свое душевное спокойствие вы купили ценой многих человеческих жизней.
Произнося эти слова, Анна Австрийская не слишком терзалась угрызениями совести, ибо не верила в сию очередную всепоглощающую страсть. Ее сын, как ей было доподлинно известно, влюблялся уже трижды. Иногда роман продолжался несколько месяцев, иногда же юноше хватало и двух недель, чтобы охладеть к красавице. Так что королева была уверена, что принимать Марию всерьез не стоит.
Однако пока еще власть итальянки над Людовиком была очень велика. Предпочитавшая держаться в тени, пока король ухаживал за ее старшей сестрой Олимпией или за ослепительной де ла Мотт Аржанкур, Мария решила не повторять ошибок своих предшественниц и не позволять возлюбленному переступать известных границ прежде, чем он сделает ее королевой. Неглупая девица отлично понимала, что ее отказ до крайности возбудит пыл юноши, и надеялась в конце концов добиться своего. А Людовик то и дело доказывал ей свою любовь, осыпая все новыми и новыми подарками. Денег у него было не слишком много, и он почти все их тратил на подношения Марии. Особенно понравилось ей удивительной красоты жемчужное колье, которое Людовик купил у королевы Генриетты, вдовы несчастного английского монарха Карла I.
– Я должна вести себя так же, как и раньше, – тихонько твердила Мария, когда Людовик, распаленный объятиями и поцелуями, наконец уходил от нее. – Я уже ношу драгоценности, совсем недавно принадлежавшие особе королевской крови. Еще немного, и он предложит мне стать его женой и разделить с ним престол Франции.
