оттенок кожи, будто от излучения более сильного, чем известно на Земле. И с серебряными волосами. Не белыми и не бледными, а насыщенного серебряного цвета. Мужчины — трое из четверых — с короткими стрижками.
У женщины волосы ниспадали на плечи. В лучах заходящего солнца они сверкали, как раскалённый металл. Униформа тёмно-малинового цвета, темнее пламени, облегала длинные бёдра и высокие, полные груди.
— Если вы всё ещё ищете тот самолёт, — голос Сойера резко раскатился в тишине, — мой ответ всё тот же. Я никогда в жизни не видел ни одного самолёта.
Один из пришельцев, по виду, вроде бы, более высокого звания, шагнул вперёд, оказавшись перед двумя другими мужчинами и женщиной.
Женщина подняла голову и беспокойно осмотрела закрытые ставни деревянных домов Прайсу стало не по себе оттого, что она как будто знает, что он здесь и увидела его сквозь узкую, винтовочную прорезь. Конечно, это было нелепо.
— Сойер, послушай меня, — сказал мужчина вурн. Он говорил по-английски, но неуклюже, с сильным акцентом какого-то чужого языка с непривычными ритмами. Одет в чёрную униформу с маленьким золотым солнечным лучом на воротнике. Возраст угадать невозможно. И, хоть говорил тихо и держался спокойно, в нём чувствовался гнев.
Прайса тоже обуревал гнев, росла глубокая ярость, пока всматривался в мужчин и женщину, стоявших перед землянами как завоеватели на разрушенной ими же планете, безразличные к ненависти, с которой столкнулись.
— Сейчас не время для упрямства, — продолжал вурн. — События происходят быстро. Перед нами враг, настолько огромный и могущественный, что нам нельзя оставлять его за спиной, каким бы ослабевшим он не выглядел. Я тебя прошу поверить, Сойер. Я прошу тебя понять, что если мы, вурна, падём, вы погибнете. — Тут он внезапно резко рубанул рукой. — Окончательно.
— Прошу тебя, — сказал Сойер, — посмотри на мои седые волосы. Не оскорбляй их, разговаривая со мной, как с ребёнком. — Его голос был сильным и совсем не раболепным. — Можешь забыть эту старую сказку о «враге». Я смеялся над ней ещё когда лежал в колыбели. На Земле мы видим только одного врага, и это — вы.
— Да! — Прошёл ропот по толпе.
— Ваши звездолёты, — продолжил Сойер, — разрушили наши города, уничтожили народы и наш мир до такого состояния, который мы видим сейчас. Мой отец видел, как это происходило. Сегодня ещё свободный мир, а на завтра уже ничего. Всё произошло так быстро, что мы не смогли нанести ответного удара. И всё это сделали вы.
Толпа зашумела громче. Прайс почувствовал, как рядом зашевелились Берр и Твист. Тяжёлое дыхание в темноте. Дыхание ненависти.
— Не приходи ко мне больше, старик, — сказал Сойер, — и не проси поверить в эту глупость. Что касается самолёта, который вы, якобы, видели, повторю ещё раз: у меня его нет. А если бы и был, вам бы я его не отдал. И никому другому. И ты это знаешь, Аррин.
Что-то коротко на своём языке Аррину сказала женщина. Судя по тону и жесту, что они напрасно тратят тут время. Её голос был низким, звучным голосом, таким же красивым, как и всё остальное в ней, но в нём проскальзывало нетерпеливое презрение, которое заставило Прайса ощетиниться. То же самое было и в её взгляде, когда она смотрела на старого вождя миссурийцев.
Аррин покачал головой и снова обратился к вождю:
— Сойер, говорю тебе ещё раз, как уже мы говорим вот уже два поколения. Твой мир разрушили не Вурна, а Эи. И я утверждаю, что Эи могут напасть даже на Цитадель, и что судьба Земли будет решена в этой битве, так же как и наша.
* * *
— Идёт война, ты, упрямый старик! — Аррин вдруг повысил голос во вполне себе человеческом гневе. — Большая война… грандиозная… — Он описал руками широкий круг, словно охватывая всё закатное небо. — Это за пределами твоего понимания. Земля в ней — ничто. На ней только передовая база, наблюдательный пункт, вот и всё. Но если мы его потеряем Эи захватят эту часть галактики, и вы пожалеете об этом больше, чем мы. Мы можем отступить. А вот вы — нет. Думаешь, сейчас с вами жестоко обращаются? Будете молить, чтобы мы вернулись!
Но Сойер оставался непреклонным и невозмутимым. Аррин вздохнул и, когда заговорил снова, голос был уже тихим, но в нём звучали железные нотки.
— Можно только пожалеть, что вы живёте в варварстве, пока не вспомнишь, что оно исходит из-за вашей гордой глупости. Если бы вы, люди Земли, решили работать с нами… но пусть будет так, как есть. Предупреждаю тебя, Сойер.
Он, показалось, ещё вытянулся, чужак, обладатель нечеловеческой силы. Прайс почувствовал, как по спине пробежался холодок, а внутри всё сжалось от страха.
— Если планируешь атаку на Цитадель, — продолжил Аррин, — забудь об этом. Мы убьём каждого из вас, без пощады. Не потому, что хотим этого, а потому, что должны…
Прайс услышал, как часто задышали люди рядом с ним, и внезапно понял то, чего не понимал раньше.
— Даю вам три дня на то, — продолжал Аррин, — чтобы доставить мне самолёт и человека, который им управлял. Если не сделаешь, как я сказал, мы будем вынуждены применить более жёсткие меры. Понимаешь меня?
— Это всё? — спросил Сойер таким же холодным тоном, каким говорил Аррин.
— Есть ещё кое-что. Держи своих охотников подальше от Пояса. Это военная зона, а не охотничий заповедник. Любое вторжение будет рассматриваться как угроза…
Твист снова резко вдохнул, и это прозвучало громко.
— … и мы превратим эту землю в проклятое место, где не сможет выжить ни мышь, ни жук. Подумай об этом, Сойер.
Аррин развернулся и пошёл прочь. Двое мужчин и женщина последовали за ним. Прайс всматривался в тёмно-малиновую фигуру со светлыми волосами до тех пор, пока та не скрылась с глаз, и тут его осенило, как будто между этими двумя вещами была какая-то связь: он ещё жив и находится в безумном мире Сойера, Цитадели и пришельцев со звёзд, что теперь это и его реальность и ему лучше проснуться и начать сражаться с пришельцами, иначе он умрёт и на этот раз смерть будет настоящей, а не частью сна.
Инопланетный аппарат с визгом и свистом взлетел. Толпа начала расходиться. Сойер развернулся и вошёл в дом, вслед за ним вошли в дом и другие вожди.
Берр открыл ставни и в душную комнату с последним проблеском умирающего солнечного света ворвался долгожданный свежий ветер. Прайс посмотрел на своих спутников. Они наблюдали за ним остро, враждебно.
— Вот почему вы так отчаянно рвались к
