я тщательно скрывала от Ани. Днём училась, сидела за партой. По вечерам удирала из дома и возвращалась, когда родители уже спали.
Это был мой личный способ убегать от реальности. Это была достаточно успешная тактика не попадаться Антону на глаза.
От Ани я смогла спрятать своё двойное дно. Ни к чему было ей, очень домашней светлой девочке, знать об изнанке существования. Но, как говорят, однажды всё тайное становится явным. И нет, не она стала свидетелем моих похождений, а Андрей, на которого я лишний раз боялась поднять глаза.
Это случилось майской ночью. Мы пугали редких прохожих. Развлекались, ржали до икоты и слёз. Бродили, как стая шакалов.
— О, глядите, фраер какой, — возбуждённо зашептал Валерка Игнатьев, наш негласный лидер и подбиватель на всякого рода безумства.
У Валерки хорошая семья. Папа и мама, младшая сестра. Но чего-то ему не хватало. А может, характер такой достался дерьмовый — немного склочный, но больше изворотливо-сучий, склонный к мерзким выдумкам да не очень умным и очень грубым подколам и шуткам.
Он заводила, он лидер. Возможно, ему, как и Антону, не хватило арены для самовыражения — не дотянулся, не смог какую-то планочку перемахнуть, и поэтому потянуло его туда, где попроще, где все признавали его авторитет. Не безусловно, конечно. Публика у нас в компании разношёрстная, но ему хватало, чтобы успокоить собственное эго.
— Сейчас мы этого фраера пуганём, — Валерка наметил «жертву», им уже овладел азарт.
А я подавилась сигаретным дымом. «Нет!» — хотела крикнуть, но зашлась в кашле. Горло спазм перехватил.
Это Андрей Сотников. Внутри всё узлом скрутило, в глазах потемнело. И я не успела ничего сделать, чтобы отговорить, как-то избежать этой дурацкой ситуации…
— А кто это у нас такой чистенький да красивенький? — заорал противным голосом Игнатьев. Толпа загоготала, заулюлюкала. И только я стояла, будто мне кто кол в сердце загнал.
Андрей обернулся. Ни испуга, ни волнения на его красивом лице. Я очень хорошо видела его в свете фонаря. Он обвёл всю нашу компанию взглядом.
Я очень хорошо запомнила миг, когда мои глаза встретились с его.
— Маша? — слетело с его губ. И я готова была провалиться сквозь землю. — Что ты тут делаешь, Маша?
Сигарета жгла пальцы, как мерзкий паук. Дыхание так и не вернулось в лёгкие. Я почувствовала, как слёзы опалили веки и ресницы, забулькали где-то в носу и горле.
— Эт чё, твой знакомый, что ль, Машуля? — у Игнатьева всё тот же противный голос. Раньше я как-то не замечала этого.
— Да, — прорезалась наконец-то речь, шла откуда-то из желудка, давалась с трудом. Хрипло получилось, тихо. — Оставьте его в покое.
Я не смотрела на друзей. Не видела их лиц. Только Андрей. Его глаза. Скулы, губы. Брови, хмуро сведённые на переносице. Он тоже не оглядывался — глядел на меня в упор, и хотелось спрятаться куда-нибудь от его взгляда, заползти хоть под лавку, сжаться в позе эмбриона, закрыть голову руками.
— Пойдём отсюда, Маш, — шагнул он ко мне, вырвал сигарету из ослабевших пальцев.
— Эй, вы куда? — кажется, Валерка удивился. — Мы ещё не закончили!
— Бежим, — шепнула одними губами, схватила Андрея за руку и потянула за собой.
Ноги несли меня отсюда подальше. За спиной словно выросли крылья. Андрей вначале упёрся — я чувствовала его сопротивление. Но если я хотела, то могла бы, наверное, стену проломить.
Ещё никогда в жизни я не была столь настойчивой и целеустремлённой. И он дрогнул — бежал за мной вслед, ведомый моей рукой, что, казалось, намертво приклеилась к его ладони.
Что-то кричали нам вслед. Наверное, ржали и улюлюкали. Мне было всё равно. Я мчалась, как ветер. До тех пор, пока лёгкие не начали разрываться от нехватки кислорода.
Глава 7
— Хватит! — остановил он меня. Дышал шумно, но не так сильно, как я, что хватала ртом воздух. — А теперь объяснись! — приказал. И лицо его, суровое, жёсткое, не сулило ничего хорошего.
— Нечего объяснять, — прохрипела я, как только отдышалась.
— Наверное, есть, Маша. Что ты делала в этой компании?
Боль скрутилась ядовитой змеёй где-то в солнечном сплетении. И дело было вовсе не в том, что я мчалась, как сумасшедшая.
— А ты как думаешь? — задрала я нос и посмотрела с вызовом ему в глаза.
Старший Сотников пошёл в мать — светловолосый, брови тёмные, глаза — как небо в ясный день. Но сейчас он больше похож на тучу — грозную, готовую разразиться молниями и громом.
Сердце норовило выскочить из груди. И дело снова не в том, что я до сих пор не могла отойти от быстрого бега. Сейчас он скажет, что я испорченная. Оторва. И не могу быть подругой Ане. Но хуже всего то, что он подумает обо мне.
— Тебе тринадцать, Маш, — зашевелились его божественные губы, на которые я не раз и не два заглядывалась, тайно глотая слюну. — Девочки в твоём возрасте давно спят в своих кроватках.
— Вот только не надо морали мне читать, ладно, Сотников? — огрызнулась зло. И вовсе не потому, что вёл он себя, как взрослый дяденька. Ему семнадцать. Он в этом году школу оканчивает. Это от испуга. Оттого, что он увидел меня такой. — Не у всех они есть, кроватки принцесс. И не все, к сожалению, принцессы.
Он посмотрел на меня мягче и чуть пристальнее. Разгладилась морщинка у него между бровей.
— Что, так плохо, Маш?
Я отвела глаза, развернулась и доковыляла до лавочки. Мы где-то в парке. Безлюдном и немного страшном. Глухая аллея. Ни души. Только фонари светят тускло.
Рухнула буквально. Ноги вытянула. Задрала голову и посмотрела в тёмное небо. Деревья шумели тревожно, шелестели листвой, поскрипывали сучьями.
Андрей сел рядом.
— Я… всё понимаю. Правда. И не хотел тебя ни задеть, ни обидеть. Но тебе всё равно не место на улице. Лучше приходи к нам, как раньше. Сидите с Аней, уроки учите, болтайте. Ты стала редко к нам заглядывать.
Он обратил внимание? Правда?.. Я думала, он меня и не замечает. А вот поди ж ты…
Пока я удивлялась и думала, что ему ответить, Сотников сделал то, чего я никак не ожидала: он полез рукой в карман моей ветровки.
— Что ты делаешь? — пискнула я, а он тем временем разжал мои пальцы и забрал пачку сигарет. Выкинул её с отвращением в урну. Туда же отправилась и зажигалка.
— Больше ты не куришь, Маш. Больше ты себя не гробишь. Слышишь?
Глаза у меня, наверное, были, как у совы.
— Дай
