сделать на основании этих анкет? Что у всех беременных в среднем по три половых партнера, что практически ежедневно мы опрокидываем по стопочке и выкуриваем по сигарете.
- Получается, что так… Действительно, бред какой-то.
- Но даже если про рождаемость цифры верные, - убежденно заявила Маша. – То это данные прошлого года. В прошлом году мы с тобой не участвовали. А в этом участвуем, так что все будет хорошо.
У меня в голове начали сами собой щелкать цифры: сколько это детей нужно родить нам с Машей, чтобы исправить общероссийскую статистику? На цифре с четырьмя нулями я сбилась и расхохоталась в голос. При этом случайно задела кружку: свежезаваренный зеленый чай с жасмином выплеснулся на стол и бодро растекся по бланкам анкет.
Так что наших с Машей ответов в статистике по пьянству и курению беременных нет.
Молочная мама
Рано утром в палату вошла симпатичная кареглазая шатенка с аккуратным животиком. Она достала из сумки халат, быстро переоделась и уселась на свободную кровать.
- Вика! – представилась новенькая. – Меня из ЖК на дневной стационар отправили. Во сколько здесь обход?
- Часов в девять обычно, - зевнула Маша. – Но бывает и в десять.
- Это хорошо, - улыбнулась Вика. – Значит, до обеда должна управиться. Мне уже и анализы взяли, и укол сделали. Сказали подождать обхода и можно домой.
Вика поправила халатик и пояснила смущенно:
- У меня просто малая капризничает, от себя надолго не отпускает. А все потому, что пришлось от груди отлучить. Теперь Кристина боится, как бы маму совсем не забрали.
- А сколько вашей девочке? – заинтересовалась Маша.
- Почти два с половиной.
- Ого! Это вы два с половиной года кормили грудью?
- Я бы и дальше кормила, - смутилась Вика. – Молока много было. Но забеременела вторым – врач строго сказала прекратить.
- Какая вы молодец, - вздохнула Маша. – Я тоже хочу кормить грудью, даже книжек про грудное вскармливание накупила, но боюсь – не получится. У мамы молока не было, мы с сестрой на смесях выросли. У сестры тоже детки – искусственники. Так и шутим, что в нашем роду коровы не молочные, а мясные.
- Это все предрассудки! – убежденно заявила Вика. – Есть, конечно, генетические особенности, но практически каждая мама может кормить своего ребенка. Главное – действительно этого хотеть.
- В книжке тоже так написано, - согласилась Маша. – Поэтому буду пробовать. Для ребеночка мамино молочко очень важно – это и здоровье, и положительные эмоции.
- И еще много чего. В нашей семье вообще к кормлению грудью особое отношение. Если бы у моей бабушки не было молока, то наша семейная история сложилась бы совсем по-другому. А точнее, нашей большой семьи и вовсе бы не было.
- Это какая-то семейная легенда, да? – у Маши загорелись глаза.
- Вроде того. Хотя события полностью реальные.
- А можете рассказать, а? – Маша погладила живот. – Обожаю истории из жизни. Раньше сериалы смотрела, а теперь терпеть их не могу – все там какое-то ненастоящее, надуманное, словно кусок пенопласта жуешь.
- Хорошо, расскажу, - Вика посмотрела на часы. – Тем более до обхода еще минут сорок.
Она устроилась на кровати поудобнее и начала рассказ:
- Бабуля моя после войны осталась совсем одна: отец на фронте погиб, а маму в Германию на работы угнали, там она и сгинула. Родственники тоже где-то по большой стране растерялись. Так что воспитывалась бабушка в интернате, и очень, кстати его хвалила: учителя там были сильные, а кроме обычных школьных предметов учили их и шить, и готовить, и даже правилам сервировки стола и этикету.
- Институт благородных девиц прямо, - позавидовала Маша. – Сейчас у нас не то, что в интернате – в обычной школе детей никаким практическим навыкам не учат. Племяшке по технологии сказали нарисовать на листе бумаги бутерброд и переписать из интернета рецепт, как его делать. Вот и все обучение.
- В интернате тоже свои проблемы были, - признала Вика. – И драки, и воровство, и разборки с местными. Но история совсем не про это. После окончания школы бабушка уехала по комсомольской путевке строить оросительный канал. Очень хотелось ей мир посмотреть, да и для родной страны пользу принести – так они тогда воспитаны были. Бабуля была точь-в-точь, как девушка из старых советских фильмов: комсомолка, активистка, хохотушка. Глазищи огромные, коса до пояса – парни по ней с ума сходили. А влюбилась в бригадира – тот тоже мужчина видный был. А уж ухаживал как - такие стихи писал, что в их в центральных газетах печатали. Говорил, подожди немного, денег заработаю – закатим комсомольскую свадьбу да махнем на медовый месяц в Сочи. Да только все это оказалось обманом.
- Все они так говорят, - вздохнула Маша. – И у меня такой был – все подожди, да подожди, а потом выяснилось, что он и вовсе жениться не собирается. Пять лет из-за него потеряла. Надо же – времена меняются, а эти гады всегда одинаковые.
- Как бабуля забеременела, - продолжила Вика, - оказалось, что у бригадира на большой земле есть жена и трое детей. И он по-быстрому так рассчитался и уехал, даже с бабулей не попрощался.
- Сволочь! – припечатала Маша. – Это ж каким нелюдем надо быть, чтобы сироту обмануть. Ей же даже пойти некуда.
- Да, - согласилась Вика. – В интернат не вернешься, а в родном селе изба давно развалилась. В рабочем общежитии пообещали выселить – с детьми у них не положено было.
- Я бы с ума сошла, - вздохнула Маша.
- Я тоже не представляю, что бы я в такой ситуации делала. Но бабуля не отчаялась. Поплакала, конечно, пару дней, а потом решила, что теперь ее задача – воспитать ребенка достойным человеком. Собиралась пойти в дворники – там обещали коморку выделить.
- А потом потихоньку дослужилась до большого начальника, - предположила Маша. – Как в фильме «Москва слезам не верит».
- Бабуле больше повезло. Ей не пришлось своего счастья двадцать лет ждать. А все из-за грудного молока.
Вика опять взглянула на часы и продолжила:
- В положенный срок родила бабуля здоровую девочку и лежала в послеродовой палате. Палаты в то время были большие – по восемь человек, детки лежали отдельно
