Он чувствовал пресыщение своей милой подружкой Одеттой с ее каникулами в Ульгате, новейшими туалетами, светской суетой. Ему вдруг стало досадно, что у него такая пошлая любовница. О, если бы она хотя бы немного походила на ту девушку!
— А вы?
— Я?
— Ну да, у вас-то есть страсть?
— Я люблю книги и… фотографию. В Лондоне я прошлой зимой купил «Акме», это миниатюрная ручная камера-обскура, ее еще называют глазом детектива, и вот… но я утомил вас.
— Нет, нет, уверяю вас, если я женщина, это вовсе не значит, что техника недоступна моему пониманию.
— Прекрасно, тогда я расскажу вам о пластинках с броможелатиновой эмульсией, которые скоро вытеснит гибкая пленка из целлулоида.
Ее позабавило, как он огорчен.
— Вы наблюдательны.
— Вовсе я не наблюдателен.
Уж не обиделась ли она? Ему хотелось исправиться.
— Как и ваше, мое времяпрепровождение содержит в себе некоторую толику теории, но, стремясь выражаться подобающими термина…
— Никакое не времяпрепровождение, — сухо перебила она.
— В каком смысле?
— Живопись. Это не времяпрепровождение. Когда рисую, я чувствую, что живу, каждая моя клеточка полна жизни. Это вам не… салфетки вышивать!
Она сжалась в углу, уставившись в окно. Он почувствовал себя так, словно получил пощечину.
— Вы рассердились? Простите, я был глуп.
Чтобы повернуться к нему и изобразить подобие улыбки, ей пришлось сделать над собой усилие.
— Я сейчас очень устала, все нервы наружу.
Фиакр, попавший в пробку на бульваре Клиши, довольно долго стоял на месте.
— Я выйду здесь, это совсем близко от моего дома, до свиданья! — бросила она, резко открывая дверцу.
— Подождите!
Он не успел удержать ее, она уже спрыгнула на шоссе. Кучер соседнего фиакра, щелкнув хлыстом, пустил ей вслед ругательство. Виктор поспешно расплатился и пошел за Таша, которая быстрыми шагами поднималась по улице Фонтэн. «Только бы она не оглянулась…» На краю тротуара она остановилась, и он спрятался за колонной Моррис. Она пошла дальше, пересекла улицу Пигаль, вышла на Нотр-Дам-де-Лоретт и там вошла в дверь массивного здания в восточном стиле.
Радость, что узнал ее адрес, сменилась тревогой: а вдруг в этом доме живет ее любовник? Надо расспросить Мариуса. Надо его повидать и принять предложение насчет хроники. «Завтра, завтра я приду сюда, и если она действительно здесь живет, пошлю ей цветы, чтобы заслужить прощение».
Прощение за что? Не ей ли впору перед ним извиниться? Ведь она даже не поблагодарила за то, что он ее подвез. Он пожал плечами. Вечно у них на все свои резоны, у этих женщин!
Он прогуливался по улице Пелетье, воображая скорую встречу с Таша, как вдруг его толкнул продавец газет, размахивавший свежим специальным выпуском.
— Смерть за сорок су! Покупайте «Пасс-парту»! Загадочная смерть на первом этаже трехсотметровой башни! Все подробности за пять сантимов!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Четверг 23 июня
Виктор шел по улице Круа-де-Пти-Шамп. Прежде чем решиться, он нашел время позавтракать в пивной на бульварах. Его выход на сцену был отточен до блеска: «Я тут проходил мимо, решил зайти обсудить твое предложение». Это был неплохой предлог, дававший возможность снова увидеть Таша и заключить с ней мир. Он набросал в общих чертах начало статьи, озаглавленной «Тип француза, каким его видит писатель», в которой не было пощады ни Бальзаку: «Полицейский комиссар задумчиво отвечал: „Вовсе она не сумасшедшая“ („Кузина Бетта“), ни Ламартину: „Растенья ног моих болят от желания выйти вместе с вами, Женевьева“ („Женевьева“), ни Виньи: „Старый лакей маршала д’Эффиа, что полгода как умер, летел как на крыльях“ („Сен-Map, или Заговор во времена Людовика XIII“)».
Он прошел редакцию газеты «Эклер» и направился в галерею Веро-Дода, озираясь в поисках вывески с надписью «Пасс-парту». Ее не было. Он вернулся назад, на всякий случай ткнувшись в решетчатые воротца, что вели сразу в несколько дворов. Где-то неподалеку звучала песня, пахло жимолостью и лошадиным навозом. Он обошел телегу, нагруженную фуражом и стоявшую перед складами с зерном, прошел вдоль конюшни и с минуту стоял, наблюдая, как двое мальчуганов пускают в канавке бумажный кораблик.
Редакция «Пасс-парту» ютилась в самом конце тупичка: в полуобвалившемся одноэтажном строении, зажатом между типографией и граверной мастерской. Он вошел, поднялся по винтовой лестнице и сразу наткнулся на Эдокси Аллар и Исидора Гувье, которые стояли у полуоткрытой двери.
— Рыжуха совсем нос задрала, — пробормотал Исидор, пожевывая во рту сигару и бросив на него взгляд.
— Рыжуха? — переспросил Виктор.
Эдокси обернулась и посмотрела на него безо всякого интереса.
— Что вам угодно?
— Могу я видеть мсье Бонне?
— Он занят, — ответила она.
— Э-э… А мадемуазель Таша?
— Ее нет. Но если вы можете подождать…
Она указала ему на низенький диванчик рядом с кипой газет. В замешательстве Виктор направился к нему, сел, закинул ногу на ногу и схватил экземпляр «Пасс-парту». Большую часть первой полосы занимал сатирический рисунок, на котором Эйфелева башня изображалась целомудренно одетой в юбку с оборочками. Огромная пчела угрожающе летала вокруг фонарика на самом верху, где красовалась украшенная перьями шляпка. Он не смог сдержать улыбки, увидев подпись: Таша X.
Опустив глаза, Виктор прочел набранный крупными буквами заголовок:
СМЕРТЬ:
НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ ИЛИ УБИЙСТВО?
В газету пришла анонимка:
Я скажу вам, — навострите ушки! —
Слишком много знают часто бедные простушки.
Не идет ли речь о пчеловоде-убийце, который сводит личные счеты через подставных перепончатокрылых смертоносиц? Вчера, под самый конец дня…
Виктор вздрогнул: в бюро Мариуса вдруг раздались громкие голоса.
— Предупреждаю, Бонне, еще одна статья такого рода, и…
— Да помилуйте, инспектор, свобода прессы, если не ошибаюсь, узаконена еще восемь лет назад!
— Вы хотите сорвать выставку? Рисунок на первой полосе просто омерзительный!
— Публика иного мнения. Знаете, сколько экземпляров мы продали с утра и сколько продадим до вечера, а потом завтра и послезавтра?
— Вы раздули до непомерных размеров банальное происшествие! Кто позволил вам утверждать, что кончина этой Патино подозрительна?
— Я ничего не утверждаю, только задаю вопрос!
— Это не так, Бонне, и вы прекрасно все понимаете! Полиция завалена анонимными письмами, в которых некие доброжелатели сообщают обо всех лицах, окочурившихся при необычных обстоятельствах. Дайте мне это послание!
