советским (красным) флотом удавалось продержаться на своём месте всего несколько месяцев, как, например, в случаях с обоими Смирновыми – Петром Александровичем и Петром Ивановичем. Они друг за дружкой сменили начальника Морских сил РККА Михаила Владимировича Викторова, кстати, также наслаждавшегося высоким положением всего лишь чуть более ста дней – до ареста и последовавшего за ним расстрела.
Правда, их должность теперь называлась по-другому: Народный комиссар Военно-морского флота СССР.
Сразу после однофамильцев главным флотоводцем Страны Советов назначили Михаила Петровича Фриновского, но и он не дотянул на проклятом посту двух дней до полугода…
И только назначение Николая Герасимовича Кузнецова, состоявшееся в апреле 1939-го, наконец остановило эту кадровую чехарду.
На Чёрном море тоже происходили аналогичные процессы.
С 11 января 1935 года по 15 августа 1937 года тамошним Военно-морским флотом командовал Иван Кузьмич Кожанов, после него – до декабря того же года – уже упомянутый Пётр Иванович Смирнов-Светловский, а во времена описываемых автором событий – с января 1938 года – Иван Степанович Юмашев. Все трое – флагманы флота 2-го ранга, что примерно соответствует званию «контр-адмирал» в современной классификации. Применительно к сухопутным силам – нечто вроде командарма второго ранга в то время или генерал-полковника – генерала армии в нынешнее.
Последний из них задержится в должности аж до марта 1939 года и уступит своё место Филиппу Сергеевичу Октябрьскому (Иванову), в конечном итоге, как и Кузнецов, встретившему на своём посту Великую Отечественную войну. Но до этого эпохального события оставалось ещё несколько тревожных лет…
Часть 2. Фронтовая юность
1
В августе 1939 года капитан второго ранга Кравченко со слезами на глазах попрощался с экипажем крейсера «Красный Кавказ», ненадолго, всего лишь на два месяца, передав бразды правления кораблём Юрию Константиновичу Зиновьеву. Гущин в то время находился в плановом отпуске на малой родине – деревне Федюшино Костромкой области – и возвратиться откуда, по договорённости с командованием ВМФ, должен был не в Севастополь, а в Николаев, где корабль проходил капитально-восстановительный ремонт на верфях завода имени Андре Марти – такое имя с недавних пор носило тамошнее судостроительное предприятие.
Дело в том, что Марти – бывший масон, а ныне высокопоставленный функционер компартии Франции – в 1918 году служил инженером-механиком на одном из боевых кораблей иностранной эскадры, направленной в Чёрное море для осуществления военной интервенции против России.
Там он поднял восстание – в знак солидарности с русскими рабочими, но был схвачен и приговорён к двадцати годам каторжных работ.
Правда, через пять лет французская власть Андре помиловала, и Советское правительство тут же приняло решение об организации его визита в Николаев – так сказать к местам боевой юности.
4 ноября 1924 года на эскадренном миноносце «Незаможник»[16] революционера доставили в славный черноморский город.
Обо всём этом Иван узнал из уст своего тёзки Ивана Прокофьевича Максименко, некогда чернорабочего Николаевской адмиралтейской верфи (тогда уже завод назывался «Наваль»), а ныне – одного из руководителей проекта реконструкции крейсера «Красный Кавказ».
Новый знакомый был старше Громака на сорок лет и поэтому относился к любознательному юноше, как к родному внуку. Баловал дешёвыми конфетами (горошком да подушечками), одаривал всякими мелкими безделушками, учил читать чертежи и собственными руками устранять мелкие технические неполадки.
Недаром же говорят, что стар и мал в любых обстоятельствах найдут общий язык!
* * *
Октябрь выдался чрезмерно холодным и… дождливым. Густые чёрные тучи, денно и нощно висящие над Бугским лиманом, беснуясь, иногда опускались чуть ли не на стрелки новеньких портальных кранов отечественного производства, в прошлом году смонтированных при помощи специалистов профильного предприятия – Новокраматорского машиностроительного завода, что в недавно образованной Сталинской области[17]. Тучи периодически разражались холодной влагой.
Капитан 2-го ранга Гущин вышел из поезда, накинул плащ-палатку и, расспросив дорогу у случайных попутчиков, коренных, как оказалось, николаевцев, пешком направился в сторону судостроительной верфи.
Он быстро утомился и на одной из остановок запрыгнул в проходящий мимо трамвай, о чём нисколько не пожалел, ибо ехать до конечной станции пришлось немало – километров семь-восемь.
Долго мурыжить его охрана завода не стала: на проходной был вывешен список офицерского состава с проходящих ремонт кораблей, временно находящихся в убытии (отпусках, командировках), и командир «Красного Кавказа», естественно, оказался в их числе.
Родной крейсер Алексей узнал издалека.
И не менее родного для него юнгу, под проливным дождём рванувшего ему навстречу, – тоже. Обнял паренька, укрыл плащом…
– Что, успел соскучиться, сынок?
– Так точно! – размазывая по лицу то ли сопли вперемешку со слезами, то ли капли неистового причерноморского дождя, бодро отрапортовал Иван.
– Что ж, давай, рассказывай, что сделано на борту, а что ещё предстоит.
– Докладываю, товарищ командир! Эти горе-ремонтники демонтировали корабельные катапульты, так что необходимость в бесполезных, по вашему мнению, гидропланах окончательно отпала… Зато теперь на палубе будет гораздо больше места. Просторней, свободней – хоть мяч гоняй.
– Ну, до футбола дело вряд ли дойдёт… – улыбнулся Гущин. – Ведь свято место пусто не бывает. Установят новые образцы вооружений, при теперешней обстановке лишними они не станут… Слыхал, небось, что в мире творится?
– Так, краем уха…
– Только погас конфликт на Халкин-голе, как немцы вторглись в Польшу. Чтобы защитить наших братьев – украинцев и белорусов, – Красной армии пришлось совершать освободительный поход на запад – до самого Львова. А тут ещё финские империалисты зашевелились. Хотят разжечь пожар у нашей границы. В таких условиях нам, братец, вряд ли удастся избежать реальной большой войны.
– Готов к труду и обороне! – бодро заявил Иван, не очень-то представлявший тогда, что-такое настоящая война.
– Молодец, – скупо улыбнулся Гущин. – Ну, пошли к Юрию Константиновичу, а то он уже заждался.
– Это точно. Каждый день интересуется, спрашивает, когда ж этот сучий сын вернётся… Ой! Простите за выражение, Алексей Матвеевич… – потупился Громак.
– Прощаю… Всё дело, сынок, в том, что капитана первого ранга Зиновьева…
– Второго…
– Уже первого… Назначили командиром нового крейсера, видел его на стапелях?
– «Молотов»?
– Ну да… Работы там – непочатый край, а меня всё нет и нет, – поднимаясь по трапу на борт, доходчиво пояснил ситуацию Гущин. – Вот и приходится ему метаться меж двух огней.
– А я-то думаю, чё он всё время как на иголках? – глубокомысленно изрёк наблюдательный и сметливый юнга. – Нервный стал, дёрганый…
– Ну вот, всё-то ты понимаешь… Так что веди меня, сынок, прямиком в командирскую каюту – будем принимать дела.
– Есть!
* * *
В декабре 1939 года лёгкий крейсер «Молотов» был спущен на воду и ушёл
