хочу, чтобы ты уходила, мама, — говорю я.
— Я не смогла передать тебе всего, но главное я сделала — твоя душа чиста и светла. Но ты должна будешь стать сильной. Крепкой, как камень, гибкой, как молодое дерево, мудрой, как змея. Это тебе придется сделать самой.
— Все, что скажешь, я сделаю.
— Не сразу… Но со временем сделаешь, Элис. Ты еще так юна, твое сердце еще не знало боли, и я надеюсь, что никогда не узнает. Будущее неясно. Раньше я могла видеть его гораздо яснее, теперь, когда я отдала свой дар, я вижу лишь бледные тени будущего, но даже в них я вижу опасность.
В эту минуту я понимаю, что мама начинает по-настоящему бредить. Такой я не видела ее еще никогда. И мне становится по-настоящему страшно. Бессвязные слова про какой-то дар, какую-то жертву и прорицание будущего… Мне больно видеть, как всегда ясный ум моей матери, теперь смешался, и она не может понять разницу между сном и явью.
Я лишь молчу и слушаю, роняя немые слезы на постель моей матери.
— Ведь ты же думаешь, что я тронулась умом, Элис? — вдруг говорит мама.
— Нет, что ты говоришь…
— Сейчас все это для тебя пустые слова, но однажды ты их вспомнишь. Однажды, я надеюсь, что это однажды не случится, но если да, то ты вспомнишь их и они принесут тебе пользу, они укажут тебе путь. Послушай, и запомни, я прошу тебя.
— Да, конечно.
— На дне озера, возле пристани, лежит сундук с цепью. Он погружен глубоко в илистое дно, так что найти его будет нелеко, но ты найдешь. Разыщи человека, который поможет тебе достать его со дна. Там спрятано мое наследие. Ты запомнила?
— Да, — киваю я, — на дне, возле пристани, под слоем ила лежит сундук.
— Умница, хорошая девочка. Но не говори своему мужу, не говори Ивару. Он не должен знать. Никто не должен знать, что там, и никому не должно достаться его содержимое. Это только твое. Только твой дар поможет раскрыть его.
— Какой дар? Мама, я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты все узнаешь, когда найдешь. Поклянись, что не забудешь разыскать его.
— Я не забуду. Я клянусь. Если хочешь, я прикажу разыскать его прямо сейчас, я попрошу солдат мужа…
— Нет! Ты разве не слышала, что он не должен знать? Ты вообще слушала меня?
— Прости, я запуталась, — говорю я, — это все так странно…
— Возьми то, от чего я отказалась ради тебя, оно пригодится, — эти слова она уже говорит сквозь сон, и дальше я ничего не могу разобрать.
Я еще какое-то время сижу с матерью, сжимая ее руку, а потом тихонько ухожу, когда уже в третий раз слышу нетерпеливый стук в окошко. Муж заждался меня, и не стоит слишком испытывать его терпение.
— Я навещу тебя завтра, мама, — говорю я и целую ее в лоб.
— Пообещай, что найдешь наследие, — говорит она сквозь сон.
— Я обещаю, я найду. Спи, мама.
8
Ивар
Драконы не хоронят своих в землю.
Пламя от погребального костра поднимается высоко, сжигая без остатка все воспоминания о ней. То, что горит здесь — моя прошлая жизнь. Сухие бревна стреляют искрами, отчего люди, стоящие на первой линии вздрагивают.
Сегодня хоронят мою Элис, хоронят для всех, кроме меня, ибо я похоронил ее в душе еще несколько дней назад. Мне пришлось это сделать.
Распорядитель Даррен просит людей отойти подальше, он расставляет руки пошире и тихо просит людей отойти, расширяя круг. Его пожилое лицо кажется сегодня особенно печальным, хотя и в обычные-то дни весельчаком старика не назвать.
Все, кто видел Элис живой в ту ночь, кроме него, теперь далеко отсюда. Хотя, это как посмотреть…
Я поднимаю дочь на руки, она глядит в огонь и в ее глазках отражается свет костра. Понимает ли она хоть что-то? Девочке уже четыре, возможно ей стоит что-то попытаться объяснить.
— Когда мамочка вернется? — настойчиво спрашивает Лили не отрывая взгляда.
Как же она похожа на нее.
— Не скоро, дочка, мама в очень долгом путешествии. Огонь перенес ее на ту сторону.
— На ту сторону?
— Да. Сейчас она далеко. Очень далеко, дочь моя.
— Но она же вернется?
Стоит ли сказать ей, что теперь ее мать мертва?
Я смотрю в глаза дочери и ничего не отвечаю. Что-то в сердце отзывается на ее взгляд и мне становится жаль ее. Нет. Ей говорить еще рано. Довольно и того, что она видит этот костер. Она запомнит его, хоть и не понимает сейчас, что он означает. В будущем, когда она вырастет, она все поймет.
— Твоя мама решила, что без нас ей будет лучше, и теперь нам придется жить без нее. Возможно, однажды, вы встретитесь снова.
Я сознательно обманываю дочь. Подумать только, великий князь Ивар Стормс проявляет малодушие.
— Но я хочу к ней, хочу к маме, — девочка начинает плакать. — Я хочу к маме!
Я ловлю понимающие взгляды собравшихся. Они смотрят на меня тепло. Еще бы, ведь для них я за одну ночь потерял и жену и второго ребенка. Для них я убитый горем отец и муж. Они уже успели осыпать меня ворохом своих никчемных соболезнований, теперь они будут сверлить меня взглядами полными жалости.
Что ж, это придется перетерпеть.
Я вздыхаю и передаю Лили няньке, которая уже тянет руки, чтобы унести капризное дитя.
Лили мало лет, она быстро забудет мать. Это хорошо, если же нет, придется отослать ее, как я и планировал. Видеть ее каждый день с одной стороны приятно, это моя кровь, моя плоть. Но с другой стороны, она слишком сильно похожа на мать. Невозможно смотреть на нее и не помнить глаза Элис в ту ночь, ее слезы, ее крик отчаяния.
Нет. Я не мог поступить иначе. Она не оставила мне выбора. Она предала меня и я сделал все так, как нужно.
Но на сердце все равно пустота, словно из жизни выдернули что-то важное, что-то постоянное, чего не замечал, а стоило убрать, как стало ясно, что без этого тяжело.
Как же долго горит это проклятое дерево. Мне хочется обернуться в дракона прямо сейчас, несмотря на запрет, и добавить костру пламени, чтобы все поскорее закончилось.
Минуты тянутся бесконечно долго, солнце уже заходит и становится темно, а костер все еще догарает. Я должен быть здесь. Я должен дождаться, когда последний язык пламени исчезнет. Только тогда душа умершего считается покинувшей этот мир без остатка.
