Высокий, красивый, сильный. Перевертыш, чей зверь способен был удавить дикого медведя.
Когда мы прибыли в родную деревню Аммы, дом, в котором она жила до похищения ханымом ее дочери — матери Руни — совсем был плох. Заросшие мхом стены, прогнивший пол, покосившееся крыльцо. Только крыша была еще крепка.
За какое-то лето и осень брат практически сам смог привести его в порядок. И это видели все жители. А вот после у нашего забора стали появляться девицы с косичками по обе стороны. Они хихикают, а он и не глядит.
И неважно им было, что немой, главное руки откуда надо растут.
— Новости какие-нибудь слышал? — поинтересовалась, наблюдая за тем, как Юниль нехотя выползает из-за куста.
— Ммм, — потянувшись, брат взял специальную дощечку и уголек.
Нахмурившись, он старательно выводил буквы, хорошо, что язык не прикусывая от усердия.
Да, я научила его писать, и наше общение вышло на новый лад. Следом грамотность подтянула и Амма.
— Ммм, — брат показал мне свои каракули.
«О Бирне и его псах неслышно. Рыщут севернее. Но мужики говорили, что видали воинов драконов. Они опасаются, что те придут сюда»
— Ну, драконы нам нестрашны, — отмахнулась я. — Им нет дела ни до тебя, ни до меня. Их забота — Бирн. И даже хорошо, что они ходят по этим лесам, значит, наши палачи не сунутся.
— Хм… — он недовольно стер рукавом надпись
— Эй, — фыркнула на него, — ты вообще знаешь, как тяжело уголь с ткани отстирать? Не смей так больше делать!
Руни лишь бровь приподнял. Он снова что-то там писал.
— Никакого уважения, — не унималась я. — Возьми Юниль и подружи ее с курицами, чтобы Амма не ругалась. И…
Я не договорила, потому что в руки снова сунули дощечку.
«Драконы заберут провизию. Это воины, а не пахари или фермеры. С нами вежливыми они не будут. Все отнимут. А то еще чего хуже. Нужно уходить. Идти дальше на юг»
Я скривилась, словно съела кислых ягод.
— Руни, ну куда идти? Кому мы на том юге нужны? Ни дома, ни грядки.
Он зло стер тряпкой уголь с дощечки.
— Я знаю, что ты мне напишешь, брат. Что будешь работать и нас содержать. Что сможешь прокормить. Но, милый, Амма уже немолода. Каково ей трястись по дорогам в телеге? Зимовать у костра под тонким навесом. А Юниль? Ей шесть, малышка еще. Она и так насморк ловит в закрытой теплой комнате. Ничего хорошего из того путешествия не выйдет. Будем надеяться, что Бирна выловит этот Вегарт Бессердечный и мы забудем о нем навсегда. А они все о нас не вспомнят.
Развернувшись, брат направился к печи, присел и принялся укладывать в нее дрова. Я спиной ощущала его несогласие. Слышала недовольное сопение. Это слегка раздражало. Но я не знала, какие еще подобрать слова, чтобы объяснить — одно дело он и я. Мы сильные и молодые. Другое — Амма и Юниль. Они слабы и любое путешествие — риск для них.
— Руни, не злись. Я понимаю, ты хочешь как лучше для всех нас. И боишься, что Бирн вычислит, где мы спрятались, и явится по наши души. Но есть одно но. Здесь нам грозит только лишь брат, а там за пределами этой родной для Аммы деревни есть разбойники, маговские дезертиры, скопища бешеных и красноглазых, оставшихся без альф. В трактирах, во всех, милый, найдутся выпивохи, готовые забраться под мой подол. С некоторыми ты справишься, но не со всеми. А если убьешь кого не того, так вздернут — и меня, и тебя. Амма не выдержит такого горя. Про Юниль и говорить нечего. Она уже потеряла мать. Мы остаемся здесь, пока это возможно, потому что Бирн выдохнется рыскать по всем деревням. Да и кого ему искать? Он не знает, что мы вместе. С трудом помнит, как выглядим. Он ищет воздух.
Надувшись, Руни принялся активнее закидывать в черный от копоти проем дровишки.
— А драконы знать о нас ничего не знают. Этот Вегарт, судя по слухам, на оборотниц и не глядит. Считает недостойными себя. Хорошо же. Ну и баб по деревням не портит. От его руки только красноглазые мрут как мухи. Он же южанин, там совсем иные законы. Ему и в голову не придет, что помимо Бирна есть еще два законных наследника. Я, как урожденная от истинной старшая дочь ханыма. И ты, как его признанный сын. Придут, и что им у нас отнимать? Да, дом большой, комнат много, но в каком он состоянии. Ни один генерал в таких «хоромах» жить не станет. Курицы наши тощие его тоже не соблазнят, скорее он мужиков в лес за дичью погонит. Так чего нам его опасаться?
Руни поднялся и расправил могучие плечи. Я с трудом представляла, каким здоровым брат станет еще через несколько лет. Главное, чтобы дверные проемы не пришлось расширять. Вроде и волк, а иногда казалось, что медведи там у него в роду потоптались.
В печи весело затрещал огонек.
Взяв дощечку, Руни взглянул на меня и тяжело вздохнул. Что-то принялся писать. Показал мне.
«Если придут драконы, они тебя заприметят. Красавица ведь. Как мне их гонять от тебя? Дрыном?»
Прочитав, я засмеялась.
— Руни, да кому нужна женщина моих лет еще и с дочерью, когда в деревне полно молоденьких?
Его бровь приподнялась. Он усмехнулся, совсем как взрослый, и покачал головой, жирно намекая, что я наивна как дитя.
— Не придумывай, брат, — фыркнула на него. — Для них я буду доброй вдовой, готовящей вкусные лепешки, только и всего. Ушло время, когда на меня смотрели как на невесту.
Вроде произносила с улыбкой, а на сердце разливалась горечь. Так и умру, не узнавши, ни что такое любовь, ни какая она — ласка любимого мужчины.
Руни снова стер надпись и с гаденькой улыбочкой что-то там писал. Развернул и показал:
— «Сначала хотя бы до тридцати годков доживи, старушка, — прочитала вслух, — а потом на похороны монетки начинай откладывать». Ах ты паршивец, — вскипела я. — А ну, иди с Юниль в курятник, и чтобы к вечеру она шапочки курицам шить начала и считала их за лучших подружек.
— А драконы знать о нас ничего не знают. Этот Вегарт, судя по слухам, на оборотниц и не глядит. Считает недостойными себя. Хорошо же. Ну и баб по деревням не портит. От его руки только красноглазые мрут как мухи. Он же южанин, там совсем иные законы. Ему и в голову не придет, что помимо Бирна есть еще два законных наследника. Я, как урожденная от истинной старшая дочь ханыма.
