чтобы не замерзли.
Наверное, эти пищащие комочки с белыми манишками меня и подкупили. Ну не может тот, кто заботится о малышах, быть жестоким.
Тихое мяуканье котят располагало к брату. Я очень надеялась, что найду в глазах этого немого крепкого парня обещание опоры и крепкого плеча.
Время будто остановилось.
Мой взгляд метался от черного проёма входа в конюшню на два трупа, лежащих у передних широких колес телеги. В идеале, конечно, лучше бы были полозья, но и такой зимний вариант повозки сгодится.
В душе тихо скулила волчица. Я чувствовала ее нетерпение.
Вытерев ладонью губы, заметила на коже разводы крови.
Я убила. И вроде испугаться должна, но лишь усмешка тронула губы. Заслужили.
Моего слуха коснулись звуки возни и топот.
— Доченька, — на улице показалась Амма, — положи девочку на дно телеги и помоги Руни.
Кивнув, я сделала, что сказали, и спрыгнула на землю…
Через несколько самых долгих в моей жизни минут мы с трудом впрягли коня, накидали в телегу больше сена, пристроив еще и связанный тюк сзади. Я помогла брату натаскать сброшенных у дверей конюшни сухих дровишек. Ведро. Толстые подложки под седла…
Младший из сыновей ханыма, несмотря на свою ущербность, оказался куда проворнее и умнее братьев.
И добрее…
Забравшись на повозку, он дополнительно укрыл Юниль толстым пуховым одеялом. Для своих котят из сена спешно выложил нечто схожее с гнездом и похлопал мне рукой рядом с собой, разворачивая большой шерстяной мужской плащ явно не с его плеча.
Опомнившись, я подбежала к мертвым воинам Бирна. Забрала их мечи с ножнами и поясами. Выдернула из-под тел плащи, быстро стерев с них местами кровь. На глаза попался нож. Нашла я и два кошелька с небольшим количеством монет.
Бросила их Амме и заспешила к брату…
… Мы выехали к южным вратам. Сердце билось как бешеное. Этой дорогой пользовались только крестьяне ближайших деревень. По обе стороны нас прикрывали высокие сугробы. Я все ждала, когда нам наперерез выскочат псы Бирна, но этого не случилось…
Боги смилостивились над нами, позволив ускользнуть и потеряться для своры нового ханыма.
Закрыв глаза, я плотнее прижала к себе просыпающуюся Юниль и улыбнулась.
Выжили. Руни тоже по-доброму растянул губы, поглаживая своих непоседливых котят. Амма, завернувшись в плед, управляла повозкой. И куда мы ехали, мне было откровенно все равно.
Главное — подальше от дома, в котором мы с братом родились и выросли.
Глава 4
Два года спустя
— Юниль, я кого попросила подсыпать курочкам зерна?
Услышав доносившийся с улицы недовольный голос Аммы, замерла с испачканными в муке ладонями. Тесто для лепешек было готово, осталось огонь развести да испечь их.
— Юниль!!! — снова прогремело на весь огород. — Ох и поганка такая! Выходи!
Я прищурилась, не скрывая недовольство. Моя малышка с утра изволила не помогать, а озорничать. И это расстраивало. Я очень не хотела, чтобы она росла белоручкой, потому как на себе испытала, как это сложно быть ни на что не способной.
После побега из дома ханыма мы какое-то время скитались по деревням. Потом прибились к жрицам богини Яники. Эти храбрые босые женщины посчитали нас семьей, а мы не стали их убеждать в обратном, сочтя, что так всем будет лучше. Так Амма стала мне и Руни матерью, а Юниль моей дочерью. О том, кто ее отец никто не спрашивал. Щадили мои чувства, думая, что муж сгинул где-то в лесах, сражаясь с магами, а может, и с драконами.
В общем, жрицы всем шептали, что я молодая вдова. Так и честь мне сберегли, и правдоподобную историю материнства придумали.
Юниль, конечно, тосковала по Кларисе, но события в ее жизни менялись с такой скоростью, что она перестала спрашивать о ней и легко назвала мамой меня. Амму — бабушкой, а Руни — любимым дядей. Она обожала нашего высокого неповоротливого парнишку с такими похожими на мои глазами. И даже коты сыграли свою роль. Жрицы нас зауважали: сами дома лишились, но животных на улице не оставили. С собой взяли.
По ногам тут же скользнули два пушистых хвоста. Лепешки-то с мясом, а значит, и котейкам Руни дань положена в виде полных мисок.
— Юниль, ну куда ты запропастилась? — в окне показалась Амма. Она вышла из курятника и внимательно оглядывала пространство. — Сейчас мамку позову, она быстро тебя найдет и придется отвечать за свою лень.
Усмехнувшись, я быстро нашла кусты черной ягоды, ветви которой двигались подозрительно активно. Кто-то там прятался от бабушки, не желая помогать.
— Юниль, — голос Аммы сделался строже.
— Ну, ба, — из-за смородины показалась пухленькая детская мордашка без тени покаяния во взгляде. — Я их боюсь. Они хлопают крыльями, страшно кокочут и пытаются клюнуть. А еще на ведерко запрыгнуть все норовят и дерутся так, что перья в разные стороны.
— Курицы? — Амма уперла ладонь в бок. — А я значит, их не боюсь и меня, старенькую, клевать можно?
— Ты не старая! — возмутилась моя проказница. — Не обманывай. На тебя вон деда из дома напротив засматривается и цветы носит. Мы все видим! Так и знай.
За моей спиной раздался басистый смех. Обернувшись, я заметила, как в дом тихо зашел Руни с охапкой сухих дров для печи.
Стянув грязные сапоги, он прошел на кухню и остановился рядом, положив руку на мое плечо.
— Ммм? — кивком головы указал на окно.
— Юниль опять бабушку не слушается, — объяснила я, что происходит. — Кур боится.
Он нахмурился и прикусил губу. В его зеленых глазах вспыхнул и погас яркий магический огонек. Брат обдумывал, как помочь своей мелкой любимице. Из-под стола с ленивым мяуканьем вылезли наши коты, черные с белыми манишками, и поспешили к своему любимому хозяину.
Со временем я догадалась, каким даром владеет брат. Животные буквально ели с его рук. И дикие, и домашние. Более того, он способен был заставить их повиноваться. Поначалу такая сила меня пугала, но чем дольше я наблюдала за Руни, тем отчетливее понимала — он не добрый, он преданный. За тех, кого он считал своими, готов был жизнь отдать. И неважно человек то или зверь. Главное, что свой.
Остальные для него враги. Он настороженно относился даже к соседям. Никогда не пытался завести друзей. Про девушек и вовсе молчу. Ни на кого не глядел. На лавках вечерами не сидел, к речке не бегал. Оставленные на заборе венки из полевых цветов старательно не замечал. А девчушки увивались за ним хвостом. Кокетничали. В гости напрашивались.
Руни, вообще, считался первым женихом на деревне.
Умный парень, работящий.