У меня нет старых и плохих вещей. Я бы попросила вещи Ири, уверенна, они бы подошли, да вот только там разграбили все, оставив только грязь и мусор.
Но к своему счастья я нахожу черный плащ. И если на него прицепить артефакт, можно сделать старым, и серое платье, которое нужно носит с поясом или корсетом. А без него оно выглядит безразмерным — то, что нужно.
С ботинками сложнее. В целом, если я буду босиком, то это только прибавит ко мне жалости, правильно? Правильно.
— Доброе утро, — робко, но очень улыбчиво приветствует проснувшаяся племянница.
— Привет-привет! Еда на столе, иди кушать и скорей одевайся. Надевай свои старые вещи, я потом все объясню.
В окно послышался глухой стук, отчего Ири вздрагивает, испуганно смотря на меня. Я же наоборот улыбаюсь, рукой призывая к спокойствию. Отодвигаю штору и пугаю племянницу еще сильнее, ведь про Бауму я ей все еще не рассказала.
Открываю окно, запуская сову, которая садиться на добродушно предоставленный мной локоть.
— Привет, подруга! А ты сегодня рано, — поглаживаю птицу.
Та издает смешной звук и, задев меня крылом, взлетает, усаживаясь на жердочку под потолком.
— Это кто?!
— Это Баума, моя подруга, полорская сова. Не слышала о таких?
Родственница, смотря на меня во все глаза, отрицательно покачала головой. Я махнула рукой.
Пока Ири кушала и собиралась, я дала Бауме жареных червячков в панировке из перетертых корней эльфийских гортензий — сами цветы миксотрофы, хищные и ядовитые, а вот корни у них обладают множеством полезных свойств.
Лакомство это полезное и вкусное, но много кушать его нельзя, поэтому Баума обрадовалась такому редкому, но такому любимому ей деликатесу.
Когда племянница была готова, мы сели на метлу и отправились на улицу Святых Арами. Надеюсь, небеса сегодня на нашей стороне.
Пока мы пролетали город, я то и дело слышала восхищенные «ахи и охи» Иридессы. Мама в детстве катала ее на метле, я это помню. Интересно, летала ли она после?
Столица понемногу просыпалась, воздух становился все теплее, а солнце уже каждого оповестило о начале дня. Редкие жители выходили на улицу, занимаясь пока бытовыми делами.
Я любила столицу. В ней было легко дышать. Тут было мало черствых душ, все были добрыми, вежливыми, живыми. Но многие были трусливыми, оттого и те, у кого был большой потенциал в каком-то ремесле, не могли открыть даже маленькое дело, не развивались. Потому что боялись попробовать, рискнуть.
Я аккуратно залетела через окно на первый этаж. Ну и запах.
— Значит смотри. Ты — моя внучка Ири. Я твоя бабушка. Мы с тобой уезжали в родовое поместье, а свое дорогое и любимое кафе оставили под присмотром дальней родственницы. А сегодня утром приехали и увидели…кхм, это, — обреченно обвела рукой развалены.
Чем дольше я говорила, тем выше поднимались брови у племянницы. Я видела в глазах один вопрос.
— Зачем? — слетело у нее вполголоса.
— Хороший вопрос! — щелкаю пальцами, задорно ухмыльнувшись.
Я обернулась вокруг своей оси, вновь оглядев то, с чем придется работать. Тяжело вздохнула. Дела наши очень плохи. Днем все кажется еще хуже, чем под покровом ночи. Тогда отсутствие света многое от меня скрывало. Но уверенности в задумке я не теряю. Во всяком случае, я стараюсь.
— Видишь ли, у меня есть неплохие денежные запасы, но их не хватит даже на половину расходов на восстановление всего этого. И первое время у нас не будет ни хорошей мебели, ни хорошего оборудования. У нас нет схем, чертежей. И я уверенна меня еще ждут долгие и кропотливые разбирательства с документами, — от этой мысли у меня даже голова заболела.
Не люблю я это дело.
— К чему я это все. Вчера я долго думала, как нам можно сэкономить. И нам нужны добрые сердца, сильные и желательно мужские. А еще было бы неплохо, если это будут маги. Маги, которые смогут магией поднять бревна, подлатать дыры, и поставить окна. Потому что ведовская магия на такое не способна.
Чем дольше я говорила, тем больше Иридесса смотрела на меня как на сумасшедшую. Да, план не из лучших, но за вечер ничего лучше я не придумала. Поэтому будем импровизировать на месте.
— Если ближе к делу, то я буду изображать из себя тонущую в собственных страданиях бабулю до того момента, пока к нам не подойдет хоть кто-нибудь и не предложит свою помощь. Тебе нужно лишь будет изображать грустную, подавленную девушку, которая понятия не имеет, как теперь жить, ведь денег, чтобы вернуться в родовое поместье не осталось. И не бояться импровизации.
На лице Иридессы были слишком явно выражены сомнения. Я и сама сомневалась. Но у меня, в отличие от племянницы, был решительный настрой, а еще желание повеселиться.
— Ну же, Ири, ты же ведьма, где твое желание творить безумство и веселиться из-за своих проделок? Он в крови каждой ведьмы! — пихаю ее локтем в руку.
Племянница неуверенно улыбается, но после моих слов в глазах зажигается еле заметный азарт. А еще любопытство. Уже что-то.
— А как ты…? — я прерываю девушку на половине предложения.
Как я стану бабушкой?
— Очень просто, но очень незаконно.
Достаю то самое яблоко, завернутое в ткань, демонстрируя племяннице. Повертев его в руке, я делаю большой кусок, пережевывая. Морщусь — ну и кислятина. Через минуту мою кожу начинает сушить, она сереет и немного шелушится.
— Жуть, — морщится Иридесса, и я согласна киваю.
Я продолжаю поедать яблоко, чувствуя, как позвоночник искривляется, и я начинаю горбиться. Мои рыжие прекрасные волосы седеют на глазах, нос удлиняется и увеличивается, появляется очень явная горбинка. Неприятная бородавка выскакивает прямо на нем. Губы трескаются, словно обветренные, на лице и руках появляются морщины. На коже явнее видны вены.
— Мне кажется, мне даже не придется изображать страдания, — говорю не своим, хриплым и скрипучим голосом.
— Похоже, идти против закона у нашего рода в крови, — бурчит племянница.
Ей не нравится эта затея, я понимаю ее. У нее был «прекрасный» пример бабушки, которая делала множество незаконных вещей. И от этого мне становится стыдно.
Я подхожу к племяннице, кладя руку на плечо. Иридесса немного испуганно смотрит на меня, а я сдавленно смеюсь. Да, вид у меня сейчас не очень лицеприятный.
— Слушай, я не занимаюсь незаконными вещами. Я не бабушка Арадия. Давай будем считать, что мы немного схитрили, — улыбаюсь я.
— Да уж, самую малость, — улыбается племянница, оглядывая меня.
— Намекаешь на мой внешний вид?! Неприлично такое говорить женщинам в старости. Женщина в любом возрасте прекрасна.
Моя речь вызывает наш
