«Так, теперь мне нужно подумать!» – Его Величество собрался уже вернуться за стол, собираясь с мыслями, но вдруг Ее Величество обернулась, и холеный служитель Спасителя мгновенно оказался позади.
– Дракона возьмешь двенадцати голов, – бросила она пренебрежительно. – Пусть попробует еще раз огнем Проклятую землю пожечь. Негодная она ни к чему, нечего ее жалеть.
– Хм, если она не годна, то какая годна? – Его Величество сверлил жену взглядом, понимая, что заставляет ее волноваться. Любое упоминание без иронии или пренебрежения обо всем, что было связано с проклятой, вызывало у нее изжогу, и сейчас ему нестерпимо захотелось ее уязвить. – Может, нам как-то по-другому с землей надо было? Человеку она понравилась бы…
Ее Величество и в самом деле на секунду другую замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами, в которых отражалась лишь любовь.
– Мы поделим государство на людей и вампиров? – сурово посмотрела она, и Его Величеству стало не по себе. Нет, бессильной ярости у нее не было, ошибся – было другое, холодная, почти железная воля. Такой он жену видел редко. И снова будто раздвоилось ее лицо, и опять он увидел клыки. Но на этот раз был готов, понимая, что однажды тоже станет таким же. Зато бессмертным. И невольно позавидовал.
– Мы – соль земли! – выставился из-за спины Ее Величества обиженный Пресвятейший Отец. – Кроме нас, кто сделает ее соленою? Если не дает нам доброго плода, проклянем и перепашем, чтобы вовек не росло на ней ничего. Мазут пробовали, нефть пробовали, кислотой пробовали, а соль? Вот вы, сын мой, по Духу ли поступить решили, зная, что сам Сатана ищет головы вашей? Знает церковь наша все происки Дьявола и прислужников его бесовских. И вам, Ваше Величество, – служитель скривился, изображая смирение, но грудной голос продолжал звучать до противного поучительно, будто на проповеди, – выпала честь послужить на славу Отечества, опрокинув планы страшных слуг Дьявола. Вам ли враждовать с молящимися за вас?
Он вдруг изменил голос, стал вполне адекватным и здравомыслящим, глаза его оживились. Будто мысли прочитал.
– Поймите, сын мой, из-за вас столько проблем в государстве, что и вы, и мы понимаем, нет ничего худого, если уйдете вы один. Мне очень жаль. Но кроме вашей проклятой, кто еще смог бы притащить Дьявола в наш мир? Мы не раз и не два сталкивались с подобным явлением, и всегда умели выйти из положения, сохранив наше основное… основной источник духовности народа. Хотите вы или нет, но наша церковь всегда умела отстоять свои интересы. Цари приходят и уходят, а мы остаемся вот уже две тысячи лет. Мы – и наш Спаситель.
Святой Отец решительным шагом подошел к нему и протянул руку для поцелуя. Слегка изумленно взглянув на Святейшество, Его Величество пожал ее и улыбнулся, отринув руку, глядя ему в глаза.
– Спасибо, Ваше Святейшество, за добрый совет, – поблагодарил он, слегка наклонив голову. – Но не забывайте, Царь – Помазанник Божий. Я к Богу и Спасителю ближе любого из вас. Я ведь могу объявить, что неправедность ваша довела нас до Дьявола, который смог переступить через церковь, погрязшую в грехе и чревоугодии.
«Ты бы мне еще про Духа Святаго, который упреждает каждый удар из своего гроба, поведай! Братской могилы вам! Братской могилы!» – мысленно попрощался со Святым Отцом Его Величество, скрывая едкую усмешку, поворачиваясь спиной.
Служители давно уговаривали Йесю представить гроб, как доказательство Его Бытия, но Спаситель упирался, считая, что плащаницы с его Ликом вполне достаточно. С нее и портреты рисовать во все времена было модно. Обнаружили такое необъяснимое явление, когда нашли поленья, в которых огонь. Он прямо изнутри сжигал вампира безо всяких следов, но! – если сверху на вампире что-то было, то огонь ровно впечатывал прожженного, оставляя о нем навечную память. Мышление от такого чуда зашкаливало. Правда, пришлось пожертвовать вампиром, но так оно даже лучше, ведь по преданию вознесение было живым телом, а не загубленным огнем. И сразу нашлись и противники, и сторонники, которые и так и так объясняли божественное произведение искусства. По одним выходило: Свят и непричастен, по вторым – Свят, ибо причислен. Один Спаситель Йеся от этого заболел: вроде и жив, а на лица не кажись – ибо на Небе. После распятия и не узнавали его, и не замечали, и многие дела его оставили без рассмотрения, так и не сумев объяснить народу, как воскрешенный и вознесенный одновременно мог быть и на Небе, и на земле. Один племяш Иоанн, не имея других знаменитых родственничков, обратил на себя таким образом внимание, переплюнув всех других апостолов, которые увидеть в дяде Бога не захотели. Быть племянником Бога разве не престижнее, чем просто быть?
Был он сыном Вефсаиды, сестры Йеси, и сыном рыболова. Первое произведение Ванька написал спустя десять лет после вознесения дяди под псевдонимом Марк, руководствуясь наставлениями Петра (которому Ванька достался по наследству) и Павла (он же Савл, который однажды услышал глас среди ясного неба, взывающий к нему из глубин: Савл, Савл, что ты гонишь нас?! Вот мы, душа твоя!). Второе, спустя шестьдесят пять лет на острове Птамос, когда ему было примерно около семидесяти девяти лет.
Его Величество задумался, подсчитывая, сколько лет было смышленому племяшу в то время, когда он увязался за дядей.
Мария вышла замуж за Иосифа, будучи беременной. Ни о каких детях и второй жене речь не шла, Иосиф считал Марию женой, а Мария Иосифа мужем. (Какой нормальный мужик бросит жену с семью детьми, чтобы жениться на беременной бесприданнице, у которой из родственников только священник и был, воспитавший племянницу не по самым взыскательным правилам? Так опорочить свою семью!) И по заграницам он с нею хаживал, и по синагогам, и блудного сына искал, пытаясь оградить семью от позора. И оба считали себя родителями чада, особенно Мария. А чадо уже тогда от родителей отрекалось, считая их недостойными. Наверное, все же пасынок Иосифу не пришелся по душе, и когда у Иосифа появились родные дети, отверженный Йеся разницу эту почувствовал особо остро. За это говорит и тот случай, который запомнился Йесе особо, и о котором он рассказывал не единожды своим апостолам, а именно: когда мать и отец просто-напросто забыли о нем, оставив в городе, куда приходили на праздник, спохватившись только на третий день. Предположим, мать апостола Иоанна Вефсаида была следующей за Йесей, родилась года два спустя, и пошла по стопам матери, соблазнив рыболова, когда ей было лет шестнадцать, родив в семнадцать. Итого девятнадцать лет. Спасителю было тридцать три, когда его распяли. Год можно скинуть, год он прославлял себя. Получалось, что племяшу было в то время меньше тринадцати лет. И ходил Йеся с ним повсюду, и лобызал его, и возлежал с ним, и прижимал к груди, и обращался не как с племянником…
Или мстил Йеся своим братьям и сестрам за сиротское свое детство, что обошелся с племяшем еще хуже, чем обошлись с ним самим – ибо и Ваньку не искали родители. Ваньку можно понять, он болезненно переживал свой позор, открывая все новые и новые достоинства в своих Благодетелях, которые раскрывали ему очко, в последнем произведении примирив, наконец, дядю и матерь его… Не иначе, выдавая желаемое за действительное, ибо жизнь подходила к концу, своей матери у него уже к тому времени тоже не было, и жутко ему хотелось покаяться, но не перед братьями же.
