Мы дошли до конца улицы и вышли к небольшому дворику. Здания здесь были пониже, впервые я заметила горы, вырисовывающиеся за ними на фоне ночного неба.
– Да, чои могут вызвать свой дар только в полночь, когда находятся под землей. Но, в отличие от идоров, пиро и пноэ, для них нет ограничений по времени. Если они когда-либо отправились в прошлое, то только сами могут определить, когда вернутся в реальность. Это может занять часы, а в худшем случае дни.
Я уставилась на него. Неужели я так же рисковала провести в своей голове несколько часов или даже дней?
На мгновение я замерла. Было хорошо видно, как Нерон подволакивает ногу, и у меня вдруг возникло искушение спросить его, имеет ли травма какое-либо отношение к шраму на его лице. Но прежде чем слова успели слететь с моих губ, он уже продолжил:
– Я не хочу, чтобы ты возлагала слишком большие надежды. Они твои биологические родители, но очень маловероятно, что узнают тебя. – С убедительным выражением лица он посмотрел на меня. Яркая синева его глаз казалась почти прозрачной.
И снова я почувствовала гнев. Он может оставить свою заботу при себе.
– Я готова, – холодно ответила я.
⛛
Психиатрическая лечебница скрывалась в кремовом доме с двускатной крышей, возвышавшемся посреди замерзшего озера. Мы пересекли еще один причал, который был единственным связующим звеном между берегом и зданием, плавно переходившим в деревянную платформу, на которой выстроился дом. Я нахмурилась. Дом посреди озера – разве это больше не подходило для идоров?
– Лед – это всего лишь мера предосторожности, – прозвучал голос рядом со мной, когда мы почти добрались до входа. – Пациентам категорически запрещено использовать свой дар.
– А как же идоры? – спросила я.
– Твой отец – единственный идор в этом заведении, Киана, – со снисходительным видом пояснил Нерон. – И он навсегда потерял свой дар, когда ты появилась на свет.
С этими словами он схватился за дверной молоток в форме головы быка.
Через пять секунд дверь отворила пожилая женщина с огненно-рыжими волосами и родинкой в форме сердца на щеке. На ней была желтая униформа, а на переносице – очки. Благоговейная улыбка образовалась на ее узких губах, когда она увидела Нерона.
– Мы ожидали вас, сэр, – она сделала небольшой книксен, прежде чем ее взгляд переместился ко мне.
– А ты, должно быть, бедная девочка, – вздохнула она почти так же благоговейно.
Я подняла брови. Но у меня не было возможности прокомментировать это сомнительное приветствие. Нерон уже втолкнул меня в тепло, и дверь за нами закрылась.
Квадратная комната, в которую мы вошли, напоминала холл какого-то отеля. За мраморной стойкой сидели две молодые женщины, обе одетые в ту же униформу, что и первая, и неотрывно смотрели на нас. Несколько желтых кресел и столики светлого дерева были расставлены рядом со стойкой, между ними горшки с плющом, устремившимся к потолку. На фресках были изображены идиллические полевые пейзажи. Два пожилых джентльмена молча играли в шахматы, маленькая девочка сидела на полу, скрестив ноги, медленно раскачиваясь вперед и назад. Откуда-то доносились нежные звуки, которые, вероятно, должны были источать успокаивающее действие, но только усиливали странное настроение здесь. Кроме того, нигде не было видно ни одного окна.
– Сюда, мистер Лагард, мисс Либерт, – сказала наша сопровождающая, бросив строгий взгляд на двух женщин за стойкой. Пытаясь казаться занятыми, они начали хватать какие-то папки, при этом натыкаясь друг на друга.
Она повела нас через узкий коридор, мимо других пасторальных картин. В конце коридора она остановилась перед светлой дверью. «Страдание – это учение» было выгравировано на ней. На других дверях тоже были пословицы, хотя я не могла отсюда разглядеть слова.
У меня не было возможности подготовиться. В одну секунду я уставилась на золотые слова, а в следующую дверь распахнулась, и я задержала дыхание.
Нерон снова подтолкнул меня вперед. Комната оказалась значительно больше, чем ожидалось, по крайней мере раза в два больше приемной. Она была разделена на три зоны: прихожая с диваном, столом и умывальником, а за ней комната была поделена решеткой на две части, в каждой из которых стояло по кровати.
На первый взгляд ничего не обнаружилось, но потом я заметила движение в правой камере. Внезапно мои руки стали влажными, а во рту пересохло. Это не имеет значения. Это не имеет значения! То, что они были моими родителями, не означает, что я почувствую с ними какую-то связь. Они будут для меня такими же незнакомцами, как и все жители этого города.
Женщина в униформе вышла вперед и поманила меня к себе. Я осмелилась сделать шаг и уперлась взглядом именно в то место, где что-то двигалось. Зашуршало покрывало, и, наконец, кто-то сел.
Мое сердце забилось быстрее, когда я шагнула еще ближе к решетке. Сначала я увидела костлявые руки под широкой коричневой рубашкой, потом узкую длинную шею, и, наконец, мой взгляд встретился с лицом.
Женщина перед моими глазами была такой же, как на фото, которое Уилл вручил мне во вторую ночь в Тессаректе. Те же коротко стриженные волосы, те же тонкие темные брови и те же большие глаза. Только старше, намного старше девушки в ярко-красном сарафане. И в ее милых чертах я теперь не нашла и следа былого счастья. Его сменили темные, глубокие тени под глазами.
Мама? Я сглотнула. В один миг в горле у меня застрял болезненный комок, а сердце гулко застучало в груди.
На фотографии ее лицо тоже выглядело худым, но теперь она словно утонула в коричневой психиатрической бездне. Истощенная. Но это было не самое ужасное. Хуже всего было выражение ее светло-карих глаз. Без всяких эмоций она разглядывала меня, не смотря мне в глаза.
Меня охватила внезапная тошнота. То, что отношения моих родителей свели их обоих с ума, было очередной ложью Нерона, сказали Иви и ее друзья. В конце концов, Иви и Нейт были в здравом уме, хотя она была идором, а он был пиро, и они проводили вместе много времени. Но Иви и Нейт не были влюблены и не родили ребенка вместе.
Что, если это было доказательством того, что Нерон сказал правду? Что, если эйфория действительно овладевала теми, кто противился правилам? Если Нерон не просто так предал моих родителей и выдал их Омилии?
– Можешь осторожно подойти ближе, – раздался мягкий голос сиделки.
Только я хотела последовать ее совету, как Агния снова опустилась на матрас, как будто короткое выпрямление высосало из ее измученного тела всю энергию. Одновременно в левой клетке что-то шевельнулось.
Я вздрогнула и отшатнулась, когда человек появился у решетки всего на один удар сердца, обхватив прутья обеими руками. Его песочного цвета волосы, сквозь которые пробивались седые пряди, падали ему на лоб. Он прижал лицо к металлу.
Выражение его лица наполнило мои глаза горячими слезами. Было так же, как и с мамой. Апатия. Словно пустая оболочка.
