уверенная, каждая мышца в теле напряжена, натянута, как стальной трос. Это было соревнование на скорость — промедлишь, и клинок с легкостью отсечет твою голову. Впрочем, если ты достаточно быстр, длина меча твоего противника может из преимущества быстро превратиться в недостаток — у самой рукояти такие мечи не имели заточки, лишь серповидная часть могла нанести серьезные раны.
— Давай, давай! — Гур, молодой воин и младший брат командира, кровожадно шипел, посмеивался под маской. — Ну же, старик! Я быстро…
Командир выбросил меж ними платок. Ветер стих, и тонкая, покрытая въевшимися желтоватыми пятнами ткань медленно опускалась вниз. Люба, разоруженная и поставленная на колени, могла лишь, затаив дыхание, наблюдать.
И лишь только платок коснулся земли, как изгнанник с нечеловеческой скоростью бросился вперед. Меч со свистом обрушился на него сверху, под углом, но старик нырнул вниз, ладонью уводя клинок в сторону, а ногами беря противника в жесткий захват. Клинок по касательной срезал кожу у него на ладони, хлынула кровь, но он, опершись боком в землю, рванул в сторону, и молодой воин рухнул вниз.
Завязалась борьба. Изгнанник потянулся к упавшему на землю мечу, но Гур, будучи моложе и сильнее, взял старика в захват, согнутыми ногами принявшись его душить. Тот стал, не видя врага, бить над головой, пытаясь попасть в чувствительное солнечное сплетение, но не мог ни дотянуться до него, ни нанести из такой позы достаточно сильный удар. Кардийцы, сужавшие с каждой секундой круг, загоготали, зашипели в предвкушении победы своего брата, в предвкушении того, как поделят свой трофей.
Но трофей, понимая, что может не пережить общение со своими захватчиками, не собиралась так просто сдаваться. Интуиция подсказывала ей, что просто так сбежать она не сможет, а тот, кто потребовал ее в качестве награды, возможно, будет достаточно неосмотрителен, чтобы в какой-то момент ослабить внимание достаточно, дать ей всего-навсего небольшое окошко для побега, всего один раз отвернуться. Поэтому, дернувшись, Люба схватилась зубами за руку одного из державших ее воинов, изо всей силы впилась в горячую плоть. Тот дрогнул, потянулся к мечу, но в тот же миг девушка ногой подтолкнула выскочившее из рук Гура оружие. Изгнанник схватился за рукоять, нанес удар над головой, и под стон противника вскочил на ноги. Он поставил ногу ему на грудь, направил меч на пустую каменную маску, и громко, зло зарычал:
— Моя добыча, мой трофей!
— Это был нечестный бой! Все видели! — закричал командир, хватаясь за меч.
Вот только его люди его не поддержали. Нога изгнанника стояла на груди побежденного брата, он не начинал бой с оружием, а его противник сам был виноват в том, что потерял свое — все было честно.
— Хочешь попробовать сам? — понизив голос, угрожающе прохрипел победитель, пустой маской взирая на командира кардийцев. — Мой трофей.
— Я тебя найду, — зло прошипел в ответ командир, но сделал пару шагов назад, признавая поражение. — Тебя не защищает закон. Можно прирезать тебя во сне, и никто за тебя не заступится, ни один клан.
— Отбери мое. Мой трофей, — повторил изгнанник. — Я — Ар, и это мой трофей, мой! Отбери!
Он бросил хопеш на землю. Ему нельзя было носить меч, являвший собой символ власти, нельзя было забрать его у побежденного врага. Поэтому, схватив Любу за руку одной рукой, другой он быстро накинул на тело ножны и вернул в них свой прямой, короткий клинок. Медленно, шаг за шагом, он отходил назад вместе со своей добычей. Его рука легла ей на шею, слегка сжимая.
— Пойдешь следом — убью ее.
Снова искра. “Пойдешь” — это слово пахло садом, цветами, долгими прогулками, и никогда не людными улицами. Было и нечто из прошлой жизни, из старых воспоминаний, но оно меркло по сравнению с теми образами, что возникали в голове Любы сейчас. Звук за звуком, память о языке, который она никогда не знала, медленно возвращалась к ней, пока она следовала, пытаясь не споткнуться, за своим похитителем. Чувства возвращались к ней, теперь она стала стыдливо прикрывать грудь, будто бы ставшую
