– Ириней, я плохая? – всхлипнула Танечка. – Я плохо тебя стерегу?
– Ты прекрасно меня стережешь. Видишь: мне не удалось убежать.
Ириней с грустью смотрел на каваек. За те неполные полтора месяца, что он провел в «Цирке Макабр», в его голове родились десятки планов бегства. Ни один не удалось воплотить в жизнь. Кавайки везучи; всякий раз они допускали одну из своих милых оплошностей, после чего все шло кувырком.
– А Джиакомо? Вдруг он узнает?!
– Не узнает, – покачал головой узник. – Его голова занята другим.
И правда, Джиакомо Бата волновало другое. До Дня Всех Жизней остались считаные недели, а число конкурентов при дворе его величества оставалось чудовищным. По напряженности интриг Версаль оставлял далеко позади и Лигу Доминионов, и хеадбол, и Подиум Модели Человека. Повара, комедианты, декламаторы стихов и торговцы компьютерными играми – все они сражались за внимание Людовика XI Многоживущего и его сына.
Речитативом прогремели шаги. В зал влетел Марио Пьяче, один из четырех постоянных актеров «Макабра». Парню было не больше двадцати пяти, но перенесенные геном-трансформации, казалось, вытравили из него все человеческое. Когда-то он считался красавцем, но после встройки актерского импланта перестал следить за мимикой. Выражения лица актера менялись лишь во время игры – и менялись виртуозно, надо признать. Кто бы из последователей Станиславского не отдал душу за его умение плакать и смеяться в нужный момент! Все же остальное время губы и глаза парня двигались вразнобой, как бог на душу положит.
– Вас! Всех! – выкрикнул Пьяче. Левая половина лица его расплылась в улыбке, в то время как правая злобно скалилась, вращая глазом. – К Джиакомо! Будет это… слово забыл. Большой диагноз?..
– Смотр? – хором воскликнули кавайки.
– Да, смотр. Собрались эти… забыл…
– Король с сыном?!
– …и советник по этой… еще бактериологическая бывает…
– Культуре, – подсказал Ириней. – А скажи, дружочек, кто еще из комедиантов присутствует?
– Господин Мак-Лоун и госпожа Волопегея. – Пьяче зажмурился и высунул язык.
Лисенок отвернулась. Ей чаще других приходилось работать в паре с Пьяче, и Север не без оснований подозревал, что кавайка влюблена в искалеченного актера.
– Что еще приказал Джиакомо?
– Забыл… Господи… – В глазах Пьяче блеснула искра озарения. Впрочем, она могла и не относиться к словам Бата. – Вроде бы… Лисенку одеть ее дружка…
– Надеть. – Ириней поморщился. – Надеть, не путай, Марио.
– Да, надеть… А еще забрать Иринея и Гадкого Пятиклассника. Всю труппу, в общем… И на главную арену… шагом? Нет… этим…
– Бегом.
– Верно. – Пьяче потер лоб. – О боги!.. Все забыл…
…О том, что случилось с памятью Марио, рассказывали разное. Одни говорили, будто он вспомнил все свои предыдущие жизни и безнадежно запутался в них; другие – будто он отдал память дьяволу в обмен на талант. Третьи были уверены, что актерский имплант чересчур требователен к конфигурации мозга и забирает все ресурсы.
Так это или нет, но ролей Марио никогда не забывал.
За это ему прощали все.
Глава 3В ПОГОНЮ!
Ласковый майский ветерок закручивал над асфальтом пыльные смерчики. Пахло сиренью и кипарисами; в парке малышня кормила крошками воробьев и крохотных сине-зеленых попугайчиков.
С погодой Вельке и Та повезло. Вернее, с днем повезло: еще в четверг синоптики отбили штормовой фронт к океану. На Креси климат-контроль не поддерживался, и потому лето начиналось в июле, а заканчивалось в первых числах августа. «Апрель да май – до свидания, зима», «Август февраля не слаще», «Май-то май, да шубу не сымай», «Пережорка лишние лапы растит – зиме новых месяцев добавится». Такие вот народные приметы и пословицы.
Но Лувр не Креси. Китель по местной жаре выглядел непривычно. Прохожие оглядывались на Вельку, улыбались. Патруль спросил документы. Увидев берсальерский жетон, патрульный офицер, крупнолицый веснушчатый парень, уважительно присвистнул:
– Креси? Это у вас там что-то случилось?
– Ага. Пандемия, пережорки мутируют.
Тая хихикнула. Патрульный отдал жетон и сообщил:
– Все в порядке, можете идти. И вот что, ребятки… – Офицер со значением посмотрел на Вельку. – Тут эмкаушники поблизости ошиваются. Нам неприятности не нужны. Тебе, парень, тоже – у тебя, я смотрю, билет на лайнер. А юнги – народ бузовый, да и много их.
Велька со значением посмотрел на Таю: что я говорил? Та оживленно закивала:
– Хорошо. Мы поняли, господин офицер, – затараторила она, – так и сделаем. Обязательно! А куда они идут, скажите, пожалуйста?! Чтобы мы совершенно-совершенно случайно на них не наткнулись?!
Патрульные переглянулись сочувственно. Один из них махнул рукой в сторону реки.
– Спасибо огромное! – Девчонка потянула курсанта за рукав. – Просто пребольшущее вам спасибо!
Через несколько шагов, она сорвалась с места и помчалась в указанную сторону. Вельке ничего не оставалось, как бежать следом.
Бежали они недолго. Скоро Та остановилась, да так резко, что Велька едва не сбил ее с ног.
– Ты что, психованная?
– Тс-с-с! Смотри. Вон они.
По набережной шла компания: мальчишки в курсантской форме и с ними две девушки, скорее всего горожанки. Мальчишкам было лет по пятнадцать-шестнадцать. Форма незнакомая: брюки цвета хаки, рубашки с шевронами и золотым шитьем, сине-золотые шейные платки. На головах – шляпы с загнутыми полями.
– Они, – с затаенной ненавистью сообщила Тая. – Эмкаушники. Их еще юнгами Фронтира зовут.
– Эмкау. – Велька наморщил лоб, припоминая. – Что-то знакомое. В голове вертится, а вот что…
– Мобильное космоучилище. Болтаются по всему доминиону – то на одной планете, то на другой. Программа обучения такая. – Тая вздохнула: – В прошлом году к нам приперлись… Ребята из кадетского с ними воюют.
Теперь Велька вспомнил. С парнями из мобильного он не сталкивался, однако слава о них ходила худая. В МКУ отправляли сорвиголов со всех концов доминиона. Нигде не задерживаясь надолго, юнги не заботились о своем добром имени. Избить кого-нибудь, девчонку по залету бросить считалось у эмкаушников обычным делом.
Тая вновь полезла в сумочку за браслетом-мобилкой.
– Але? Але, Димыч? Да, нашла! Поднимай ребят! Одиннадцать и две с ними. Ага, к набережной. Понятно. Нет, ничего! Я сама.
Она сложила браслет и сообщила ничего не понимающему Вельке:
– За ними. Следить будем.
– Зачем? Ты можешь объяснить?
