заминки, сейчас же разорви узы своего брака, сейчас же бросай любимую работу, ни секунды промедления, она растеряется, только и хватит сил, чтобы сказать, нельзя же так истерично, решение как приговор, не по-человечески, успокойся, остынь, а он просто не в состоянии успокоиться, она не выдержала, ушла, не успела спуститься по лестнице, как он застрелился.
Как выяснилось, ещё раньше написал завещание, в котором упомянуты и она, и та, другая женщина, в разлуке с которой написал свою лучшую поэму.
К чему тогда эта истеричная настойчивость? Вот и получается, напор, вихрь, избыток тестостерона, а на самом деле одна бравада, внешность борца, только видимость, железный щит, скрывающий бесконечную слабость, ломкость, беззащитность, точно также как патология личной гигиены[52], чтобы ни одна болезнетворная бактерия не проникла, свидетельство не столько нормальной гигиены, сколько психического расстройства.
Не случайно, ещё раньше, наш пролетарский поэт признавался с простодушной откровенностью, «ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское»[53]. Может быть, это и была разгадка, его гениальности вкупе с безумством и отчаянием, вкупе с патологией гигиены, простое желание ночью свой звон, а иначе свою неустроенность, неприкаянность, спрятать в мягкое, в женское.
Одним словом, и в эпоху патриархата, и в эпоху пролетариата, защитные оболочки трещали по швам, образ реального мужчины размывался «как лицо на прибрежном песке» (самая известная фраза Мишеля Фуко[54], сказанная, правда, по другому случаю). И тогда существовало понимание неведомой власти женщин, казалось бы, не протестующих, не сопротивляющихся, не прячущих свою слабость и беззащитность, но, во многом подпитывающих мужской взгляд на мир.
Но сама скорлупа казалась непоколебимой.
Пока сама не лопнула
Кое-что о сексуальной революции[55]…
На первый взгляд «сексуальная революция» победа мужчин. Кто как ни они должны воспользоваться доступностью самого секса, лёгкостью нахождения сексуальных партнёров. Но это только внешняя оболочка, рецидив патриархального сознания, поработивший, если иметь в виду сексуальные отношения, не только женщин, но и мужчин.
Главное в другом.
Разрушилась, или продолжает разрушаться мистика секса, главный бастион патриархата, возвеличивший мужчин и сделавший женщин их вечным функциональным придатком. Именно патриархат позволил мужчинам возомнить себя сексуальными исполинами, благо общество и семья были разделены непроходимой стеной, и не трудно было прятаться за мифы.
Эти «исполины» разделили женщин на две категории: «своя» и «чужие».
«Своя» должна «выходить за мужчину, за мужа» (сколько сексизмов[56] в языке, они красноречивее любых рассуждений), обязательно быть девственницей как гарантия того, что для неё семья будет олицетворять весь остальной мир.
«Чужие» же, как правило, представлялись не столь безупречными, не говоря уже о заклеймённых всем обществом «блудницах», с которыми мужчинам позволены любые сексуальные утехи.
Отдаю себе отчёт, что история мировой эротической культуры куда разнообразнее, тоньше, изощрённее, чем упрощённые рассуждения о мужском всесилии, девственности, блудницах, и прочем, и прочем. Ведь существовали и «Камасутра»[57], и «Дао любви»[58], и «Песнь песней»[59], а подобный список, несомненно, не исчерпывается этими тремя названиями.
Конечно, «секс», «сексуальность», понятия очень широкие, включающие в себя, если довериться Википедии, цели и «репродукции», и «релаксации», и «рекреации», и даже проявления любви.
…замечательное признание всезнающей Википедии! Можно сказать «оговорка по Фрейду». Всё бывает в этой жизни, случается даже любовь. Порадуемся за людей…
«Сексуальное влечение», продолжает Википедия, используется спецслужбами и криминальными сообществами для получения информации, контроля над людьми, сбора компромата и шантажа, и т. п.
Но во всех случаях, прав я или не прав, безобидное само по себе слова «секс», «сексуальность» отодвинули понятия «Эрос»[60]
…который, у древних греков, налетал, дубы сотрясая…
оказались игрой на понижение.
Продолжением этой игры на понижение, крайностью демистификации секса, оказалось распространённое в наши дни слово «трахаться»
Что означает появление глагола «трахаться»?
Тот же секс, минус какая либо духовность, минус высокая эротика, минус самое неприемлемое в данном случае: «любовь».
И я не стал бы заламывать руки, поскольку разрушение бастионов, в данном случае бастионов патриархальных представлений о сексе, невозможно без радикализма с одной стороны, игры на понижение, включая проявления пошлости, с другой.
Но не могу скрыть своего разочарования, если хотите, своей печали. Секс, из которого изъят Эрос, это по существу секс из которого изъят триумфальный крик серых гусей. И у эволюции бывают свои странные причуды.
Остановлю свои рассуждения и перейду к примерам, которые при всей своей случайности и пестроте, могут многое разъяснить.
Французская писательница Маргерит Юрсенар[61] на церемонии вступления в Французскую академию, куда до неё не принимали женщин, сказала, со свойственной ей иронией:
«нельзя утверждать, что во французском обществе, где так сказалось влияние женщин, Французская академия отличалась каким-то особым женоненавистничеством, просто она сообразовывалась с обычаями, которые охотно возводили женщину на пьедестал, но ещё не позволяли пододвинуть ей кресло».
Такая мелочь: просто пододвинуть кресло. И почему никто не догадывается.
Так вот этой писательнице, которая боролась за права женщин и не принимала «агрессивность феминизма», принадлежат слова, которые воспринимаю как философию «сексуальной революции»:
«иногда мне рисовалась в мечтах стройная система человеческого знания, основанного на эротическом опыте, теория соприкосновения, в котором тайна и достоинство другого существа состоят именно в том, что оно предоставляет опорный пункт для постижения другого мира. Наслаждение стало бы, согласно этой философии, особой формой, более полной и необычной, этого сближения с Другим, а также стало бы мастерством, с помощью которого мы познаем то, что находится вне нас».
Маргерит Юрсенар, представитель культуры, гений которой создал современный эпос, «Человеческую комедию»[62], и эта человеческая комедия распространена этой культурой и на сексуальную сторону жизни человека, не как обличение, не как осмеяние, а просто как нормальная комедия, каковой являются хитросплетения человеческой жизни, прежде всего, хитросплетения сексуальной жизни.
Комедия как антипод пуританизма с его пресловутым «нельзя», с его насилием над человеческой природой.
Наслаждение как высшая форма понимания Другого.
Близкими по духу представляются слова, неизвестного мне, Ивана Соловьёва[63], который, как выясняется, был обычным школьным учителем, прожил всего 46 лет и умер относительно недавно, в 1990 году. Вот его слова, имеющие в виду как раз позитивный смысл сексуальной революции:
«угнетенные слои подсознания раздувают огонь мятежа, разбивают оковы Сверх-Я, низвергают тирана, подавляющего либидо, и вступают во владение всем человеком, всем психическим государством».
«Сверх – Я», как известно, термин Зигмунда Фрейда, которым он обозначал контроль со стороны культуры, пытающей держать сексуальность в строгой узде, что приводит к постоянным неврозам у цивилизованного человека.
Фрейд не просто искал психотерапевтические способы лечения неврозов
