Баженова сглатывает, медленно запрокидывая лицо. Хочется отшатнуться, потому что там выжженная земля и кромешная тьма. У нее пустой взгляд. Делаю шаг назад и, разжав пальцы, выпускаю ее из своих рук. Марина оседает на пол, завороженно смотря в одну точку. Несколько секунд полной тишины.
- Пошел вон, - скидывает с плеч пиджак, - убирайся отсюда, сейчас же.
- Прости меня…возвращайся, пожалуйста. У меня ничего не было с Мартыновой, слышишь, я не могу без тебя. Просто не могу, Марин...
- Уходи, Саша.
Марина
Смотрю на его ноги где-то на уровне колен и молюсь, чтобы он сдвинулся с места, вышел из комнаты. Я не ожидала, не думала, как… как он мог? В голове настоящий ад, неверие, страх, боль. Зачем? Порывы злости накрывают все с новой и новой силой, меня штормит. Тошнота, зарождающаяся внутри, истязает, вытираю слезы, растирая их руками по лицу. Он хотел меня изнасиловать, именно так, и по-другому это уже не назовешь. Человек, которого я люблю… любила. Как такое только могло прийти в его голову? Почему? Сколько он еще способен принести боли и отчаяния в мою жизнь? Когда это закончится?
Доронин тяжело дышит, каждый его вздох ударяет по натянутым словно струны нервам.
- Уйди.
- Марин…
- Я не хочу тебя слушать, и видеть не хочу, убирайся! Вон!
Скрип половиц, зажмуриваюсь и слышу хлопок входной двери. Обнимаю себя руками, подползая к дивану. Все еще продолжаю вытирать слезы, тянусь к сумочке, вытаскивая из нее пачку длинных дамских сигарет. Дурная привычка, привязавшаяся с больницы. Нервно чиркаю колесиком зажигалки, смотря на разгорающуюся оранжевую точку. Крепко затягиваюсь, выдыхая дым в пространство спальни, начиная икать.
Срываю с дивана покрывало, закутываясь в него, сидя на прохладном паркете. Отец не пришел, и я надеюсь, что не придет еще долго.
В спешке вытряхиваю содержимое сумки, шаря руками в поисках мятого блокнотного листочка. Отыскав, разворачиваю, вчитываясь в нацарапанные на нем шариковой ручкой цифры.
Подползаю к тумбочке со стоящим телефоном, набираю номер и затаив дыхание слушаю громкие гудки.
- Алло.
- Здравствуйте, - неосознанно хлюпаю носом, - Константин?
- Да.
- Это Марина, помните?
- Марина, конечно помню.
- Вы были правы, я все же решила вам позвонить.
- Я очень рад. Марина, у вас все хорошо? Голос грустный.
- Нет, все хорошо, - киваю, словно он сидит передо мной, - тяжелый день.
- Понимаю. Может быть, прогуляемся вечером?
- Да, было бы неплохо.
- Хорошо, тогда говорите, где встретимся, я подъеду.
- Давайте в том же кафе, где познакомились.
- Договорились. В семь?
- Да, в семь. До свидания.
- До свидания, Марина.
Вешаю трубку, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Крепче завернувшись в покрывало, направляюсь в душ, по пути смывая окурок в унитаз. Шерстяная ткань падает к ногам, и я переступаю бортик ванны, включая теплую воду. Струйки стекают по телу, вдыхаю чувство уверенности, отмываю кожу, натирая ее до красноты губкой, выжимая из той как можно больше пены.
Обмотавшись полотенцем, сушу голову, стоя перед зеркалом, завиваюсь, надеваю короткое васильковое платье, игнорируя бюстгальтер, туфли на высоком каблуке, и, перекинув ремешок сумки через плечо, выскальзываю на площадку. Папа как раз поднимается по лестнице. На лице недоумение.
- Ты куда?
- Гулять.
- А Сашка где?
- Не знаю, - пожимаю плечами, широко улыбаясь.
После произошедшего во мне словно что-то перещелкнуло. Раньше я жила с болью и сожалениями, но сегодня наглядно поняла, какой же была дурой. Жалела, и ведь в первую очередь не себя… его. В глубине души я так за него боялась, переживала, любила… а сейчас, сейчас он словно открыл мне глаза, позволил взглянуть на все под другим углом, вновь вернул мне мою ненависть, а за ней пришло и безразличие.
Забежав в автобус, крепко сжимаю поручень, наблюдая за мелькающими городскими пейзажами, в метро сижу с закрытыми глазами, пытаясь вышвырнуть из головы произошедшее, как жаль, что это не так просто. Абсолютно не просто.
У кафе замедляю шаг, замечая Константина издалека. Надеваю на лицо улыбку, подкрасив губы и взглянув на свое отражение в окне, подхожу ближе.
- Здравствуйте, - останавливаюсь ровно за его спиной.
- Марина, шикарно выглядите.
Мужчина оборачивается, поднимаясь на ноги.
- Спасибо.
- Это… это вам, - протягивает букет из пяти алых розочек.
Вдыхаю цветочный аромат и присаживаюсь на отодвинутый для меня Константином стул.
- Я так рад, что вы позвонили.
- Может быть, на «ты»?
- Конечно, - улыбается, принимая из моих рук цветы и ставя те в принесенную официантом вазочку.
- Значит, ты моряк? – делаю глоток апельсинового сока.
- Капитан-лейтенант, - салютует мне аналогично наполненным стаканом.
Доронин
- Саня, хорош бухать!
Знакомый голос, еле доносящийся через марево отчаяния и литры алкоголя. Разлепляю глаза, озираясь. В кабинете темно, плотно задернутые шторы не пропускают дневной свет, на столе пепельница с тлеющей сигаретой, дымок которой вьется в воздухе под тускло горящей лампой. По правую руку початая бутылка водки. Упираюсь ладонями в ручки кресла, откидываясь на высокую кожаную спинку, чувствуя тошноту.
- Слушай, завязывай, - Марат садится на край стола, отгребая в сторону бумаги, те валятся на пол с нервирующим шумом.
- Тихо ты, - прищуриваюсь, сводя брови.
- Завтра встреча с банкиром, а ты на ногах не стоишь. Мне, что ли, туда ехать?
- Погоди, это же завтра, - ухмыляюсь, - я сейчас еще выпью и буду огурцом.
- Ага. Завязывай, сказал, - забирает со стола бутылку, - в душ вали.
- Ты с кем разговариваешь? Страх потерял? - тянусь в ящик стола, доставая ствол и направляя тот на Лукьяна. - Я тебя здесь пристрелю, понял?! Вон пошел.
- Придурок, - Марат отталкивается и, швырнув папку к моим ногам, широким шагом идет к двери.
- Сука! – давлю на курок, и выстрелив, опускаю руку.
На выстрел сбегается охрана, Марат матерится. Пинаю валяющиеся у ног бумаги и, перешагнув через них, наливаю в стакан водки. Замахнув содержимое в себя залпом и положив ТТ на стол, пересекаю кабинет, касаясь пальцами дыры от пули в стене.
Лукьянов вылетает в коридор, хлопнув дверью, продолжая отборно материться, Глеб же, потирая лоб костяшками пальцев, оценивает обстановку.
