его. Долгим сделал он путь Элкмара, так что прошли для него девять месяцев как один день, и говорил после Элкмар, что воротился он домой еще до заката. Между тем возлег Дагда с супругой Элкмара, и родила она ему сына по имени Энгус. Излечилась Боанн от недуга прежде возвращения Элкмара, и не заметил он на ней вины от близости с Дагдой.
Отдал Дагда мальчика на воспитание Мидиру в Сид-Бри-Лейт, и оставался там мальчик ровно девять лет. Трижды пятьдесят ирландских юношей и трижды пятьдесят ирландских девушек играли на полях Бри-Лейт, но всех превзошел Энгус благодаря своему прекрасному облику и славному роду. Было у него и другое имя – Мак Ок, ибо сказала его мать: «Воистину молод сын, зачатый перед рассветом и рожденный до заката!»[15]
* * *
Не ходите с ним к Бругу… Но именно к Бругу-то ей и хочется с ним пойти!
– Ты была там уже тысячу раз, – бормочет Дэймон, не вынимая изо рта сигарету, в то время как «понтиак» черной молнией уносит их по пятьдесят первому шоссе на запад, в направлении Моллингара.
– Не тысячу, а всего два!
– Этого вполне достаточно. Что за радость день за днем бродить вокруг доисторических могильников, размышляя о королях и королевах, чьи кости истлели несколько тысяч лет тому назад!
Он прав лишь отчасти, и сам об этом знает.
Курган, стоящий на месте (точнее, поверх) входа в подземные покои одного из самых могущественных, вероломных, неотразимых воинов-магов из клана Туата-Де-Даннан, действительно, долгое время считали гробницей кельтских королей, датируя ее возникновение первыми столетиями нашей эры и приравнивая к шахтовым могилам в Микенах. На самом же деле он много старше Микен.
В 1699 году на него случайно наткнулись какие-то люди, прочесывающие долину реки Бойн в поисках строительного материала. Ну, подумаешь, холм… Всего-навсего холм, каких полно в округе. В 1963 году холм был вскрыт, и под слоем земли обнаружилось странное сооружение из серых и белых камней, представляющее собой правильную полусферу около восьмидесяти пяти метров в диаметре.
Первый раз Анна побывала там одна. Дрожа на холодном ветру, она долго бродила вокруг кургана, сверкающего белой кварцевой галькой, и рассматривала его крутые склоны, не решаясь войти внутрь. Когда-то он был опоясан кольцом огромных, вертикально поставленных глыб, из которых сегодня сохранились лишь две перед входом. Она отдавала себе отчет в том, что видит перед собой не Бруг, самый знаменитый Сид ирландской традиции, а Нью-Грейндж, языческий храм с могильником, где некогда покоились останки пяти человек. Кем были эти люди? Если правителями, то каким народом правили они в те далекие времена? А если нет, то кто и почему похоронил их подобным образом?
Шагнув под темные своды, она увидела тоннель из массивных каменных глыб метровой приблизительно ширины. Высота на входе не превышала полутора метров, так что пришлось идти, согнувшись в три погибели, а непосредственно перед погребальной камерой вдруг увеличилась почти вдвое. Беззвучный смех камней: вот теперь можешь выпрямиться, пришелец… Только теперь, не раньше. Повинуйся.
Анна остановилась, вся дрожа. Ей стал ясен смысл выражения «каменная неподвижность». Неподвижность самих камней, неподвижность воздуха между ними, неподвижность мыслей стоящего среди камней человека. Со всех сторон ее окружали валуны с причудливым спиральным орнаментом. Был ли это просто декор, или чье-то стилизованное изображение, или один из древних сакральных символов?
Через несколько дней она пришла туда снова, уже с Константином. Ее интересовало не столько то, что он скажет, сколько то, что он почувствует. И почувствует ли вообще.
Константин начал с того, что сообщил ей об открытии профессора О’Келли: могильник ориентирован в пространстве таким образом, что в день зимнего солнцестояния свет восходящего солнца падает сперва на боковую стену туннеля, а затем проникает в погребальную камеру и освещает ее в течение семнадцати минут. Причем не всю камеру, а один-единственный украшенный орнаментом камень в самом дальнем ее углу.
– Очень интересно, – кивнула Анна. – Но скажи мне: ты чувствуешь?
– Что?
Она внимательно посмотрела на него. Стройный силуэт на фоне серых камней. Стоит, напряженно приподняв плечи, засунув руки в карманы. Заострившиеся черты лица. Расфокусированный взгляд человека, который прислушивается к музыке внутри собственной головы.
Несомненно, чувствует, но ни за что не признается. Будет сыпать цифрами, датами… Безо всякой причины она припомнила все, что слышала об этом парне еще до того, как состоялось знакомство. Холодный, злопамятный, скрытный, упорный. Может рискнуть, но перед этим продумает все до мелочей. Настоящий карьерист. Холодный как змея. Злопамятный как сиамская кошка.
Кое-что подтвердилось, кое-что нет. Упорный точно. Не паровоз даже, а танк. Холодный? Да, пожалуй. Из тех, что отпускают себя на волю только в постели.
– Здесь кто-то есть, правда? – Анна тронула рукой немой, но не мертвый камень. – Он здесь и разговаривает с нами, но мы его не слышим.
По тому, как вздрогнул Константин, нетрудно было догадаться: он слышит. Если не все, то по крайней мере что-то. Но внятного ответа на свой вопрос она так и не дождалась. Скрытный? О господи, просто могила.
Когда они выбрались наружу, Константин, пытаясь уйти от темы, обратил ее внимание на остальные курганы долины Бойн, благо их было немало (никак не меньше двадцати, так что это грандиозный погребальный комплекс растянулся вдоль берега реки почти на четыре километра), но Анна лишь мельком взглянула на Кноут и Доут и почти не удостоила внимания отдельно стоящие каменные глыбы, для которых у Константина тоже нашлось какое-то мудреное название.
– Кноут и Доут несут на себе явные следы разрушений, тогда как Нью-Грейндж, похоже, сохранился в неприкосновенности. Украшения и монеты IV века нашей эры, обнаруженные вокруг могильника, дают основания полагать, что Нью-Грейндж и в то время имел репутацию священного места…
Прекрасно. Очень поучительно. И незачем протирать штаны в библиотеке, просто спроси своего возлюбленного. Об этом он может говорить часами, даже на голодный желудок. Как-то раз (Анна долго не могла об этом забыть) он принялся рассказывать ей о наименовании ирландских кланов ночью, в постели, после классного секса.
– Ирландские кланы часто носили имена животных. Одни назывались «телятами», другие «грифами», третьи «оленями». Этот клановый тотемизм, возможно, лежит в основе историй о Кормаке Мак Арте, вскормленном волчицей, об Ойсине, матерью которого была олениха и поэтому он отказывался есть оленину…
Первые пять минут она слушала (еще одно слово, и я тебя задушу), потом выдернула из-под его головы подушку и плотно прижала к его лицу.
Ему понравилось, хотя он и не сказал об этом прямо. Не
