– Поблагодарить вас еще раз.
– Тебе не за что меня благодарить.
– Ну тогда я хочу вас предупредить. Зря вы не принимаете Крейга всерьез.
В таверну с охапкой дров ввалился Латам, недовольно ворча из-за того, что не смог вывести на улицу фургон. Мотайся теперь на своих двоих туда-сюда десять раз!
– Отвали, Шед. – Лицо у кабатчика вспыхнуло, но когда он поднялся, Ворон остановил его: – Нет, погоди. Так ты считаешь себя моим должником? Ладно, когда-нибудь я попрошу тебя об ответной услуге. И ты мне ее окажешь. Верно?
– Конечно, Ворон! Все что угодно. Вы только скажите.
– Иди и погрейся у камина, Шед.
Кабатчик протиснулся между Азой и своей матерью, присоединившись к угрюмой компании. От этого Ворона и правда оторопь берет.
А упомянутый господин тем временем оживленно обменивался знаками с глухой служанкой.
Глава 8Бирка. После разборки
Я опустил меч, позволив ему ткнуться кончиком в пол трактира. Я отдался изнеможению, тихо покашливая в дыму. Я покачнулся и вяло ухватился за перевернутый кверху ногами стол. Наступила реакция. Я был уверен, что на сей раз нам крышка. Если бы мятежников не заставили потушить пожар…
Ильмо подбежал ко мне через зал и обхватил за пояс:
– Ты ранен, Костоправ? Хочешь, я позову Одноглазого?
– Не ранен. Просто выдохся. Давно я так не трусил, Ильмо. Я уж думал, мне конец.
Он перевернул ногой стул и усадил меня. Ильмо – самый мой лучший друг. Крутой, закаленный, почти никогда не унывающий. Левый рукав его был залит свежей кровью. Я попытался встать.
– Сиди! – приказал он. – Карман перевяжет меня.
Карман – это мой помощник, мальчишка двадцати трех лет. Стареет наш Отряд, по крайней мере его ядро. Ильмо уже за пятьдесят. Капитану с Лейтенантом скоро тоже стукнет по полвека. А мне перевалило за сорок.
– Всех взяли?
– Многих. – Ильмо тоже уселся на стул. – Одноглазый с Гоблином и Молчуном отправились в погоню за теми, кому удалось удрать. – Голос у Ильмо был равнодушный. – Считай, одним махом накрыли половину мятежников всей провинции.
– Постарели мы для такой работенки. – Ребята начали загонять пленников в зал, отделяя тех, кто мог знать что-нибудь полезное. – Пора уступать дорогу молодым.
– Кишка у них тонка. – Ильмо невидящим взглядом уставился вдаль, в наше давно ушедшее прошлое.
– Что-то не так?
Он покачал головой, потом сам же себе возразил:
– Какого черта мы здесь делаем, Костоправ? Неужто конца этому не будет?
Я подождал, но он не стал продолжать. Ильмо не любит болтать, особенно о своих чувствах.
– Что ты имеешь в виду? – не выдержал я.
– Да мы как белки в колесе. Охотимся за повстанцами, но их полку все прибывает. А до того мы отлавливали диссидентов, работая на синдика в Берилле. А до Берилла… Тридцать шесть лет одно и то же. И все эти годы я сомневался, на той ли мы стороне. Особенно теперь.
Это вполне в духе Ильмо – лет восемь держать свои сомнения при себе, прежде чем ими поделиться.
– А разве у нас есть выбор? Вряд ли Госпожа придет в восторг, если мы вдруг заявим, что будем делать только то-то и то-то, а вот того-то делать не будем никогда.
Честно говоря, на службе у Госпожи совсем не так уж плохо. Хотя Отряду и поручают самые трудные задания, нам никогда не приходится делать грязной работы. Она достается регулярным войскам. Конечно, порой мы наносим упреждающий удар. Случается, и убиваем. Но все в пределах необходимости: на войне как на войне. Однако мы ни разу не принимали участия в кровавых бойнях. Капитан бы такого не допустил.
– Дело не в морали, Костоправ. Какая на войне мораль? Кто сильнее, тот и прав. Нет, я просто устал.
– Все это больше не похоже на приключение, да?
– И уже давно. Теперь это просто работа. Которую я делаю потому, что ничего другого не умею.
– Которую ты делаешь блестяще. – Слабое утешение, конечно, но лучшего я придумать не сумел.
В зал косолапой медвежьей походкой вошел Капитан. Обвел холодным взором следы побоища. Потом подошел к нам.
– Сколько их попалось, Костоправ?
– Мы еще не считали. Думаю, почти вся верхушка у нас в руках.
Он кивнул.
– Ты ранен?
– Вымотался. Физически и морально. Давненько я так не пугался.
Капитан перевернул стол ногами вниз, подтащил к нему стул, достал папку с картами. К нему присоединился Лейтенант. А чуть позже Леденец приволок Мадла – трактирщик каким-то чудом уцелел.
– Наш друг хочет назвать тебе несколько имен, Костоправ.
Я развернул список, вычеркнул тех, кого перечислил Мадл.
Ротные командиры погнали часть пленников на рытье могил. Я мельком подумал: интересно, понимают ли они, что будут рыть их для собственного упокоения? Мы не оставляем в живых ни одного повстанца, за исключением тех, кого удается перетянуть на сторону Госпожи, причем бесповоротно. Мадла мы перетянули. Сочинили ему легенду, чтобы он мог объяснить, как остался жив, и ликвидировали всех, кто мог бы ее опровергнуть. Леденец в приливе великодушия приказал даже трупы из его колодца повытаскивать.
Наконец вернулся Молчун, а за ним Гоблин с Одноглазым. Эти двое язвительно переругивались на ходу. Как обычно. Не помню, о чем они спорили. Да это и неважно. Для них важен был сам процесс, длившийся десятилетиями.
Капитан смерил их сердитым взглядом и спросил у Лейтенанта:
– Сердце или Том?
Сердце и Том – два единственных более или менее приличных города Бирки. Сердцем правит король, преданный союзник Госпожи. Она посадила его на трон два года назад, после того как Шепот убила его предшественника. Среди бирканцев он не пользуется популярностью. По моему мнению – которое никого не волнует, – Госпоже следовало бы избавиться от своего ставленника, пока он не навредил ей еще больше.
Гоблин разжег огонь. Утро выдалось холодное, слегка подмораживало. Став возле огня на колени, Гоблин начал поджаривать свои пальцы.
Одноглазый пошарил за стойкой Мадла и нашел чудом уцелевший кувшин пива. Колдун опустошил его одним махом, утер рот, обвел глазом зал и подмигнул мне.
– Опять начинается, – пробурчал я.
– А? – обернулся ко мне Капитан.
– Да Гоблин с Одноглазым.
– А-а. – Капитан снова склонился над картой и больше не отрывал от нее взгляда.
В огне, прямо перед лягушачьей рожицей Гоблина, стало появляться лицо. Но колдун не видел его. Он сидел, смежив веки. Я посмотрел на Одноглазого. Глаз его тоже был крепко зажмурен, а физиономия, затененная полями мягкой шляпы, вся скукожилась от напряжения – ну просто морщина на морщине. Лицо в огне обретало черты.
