и кое-что слышала о нем. Он был из компании “уличных”, абсолютно своевольных подростков, которые давно забили на будущее. Они постоянно пили, употребляли всякую гадость, слонялись по заброшкам и вели беспорядочную жизнь.
Я подошла ближе и достаточно громко произнесла:
— Привет! — оба, как по команде, уставились на меня, а Вадим еще и скорчил такое выражение лица, словно я появилась не в то время, не в том месте.
— Бывай, Дэн, — брат пожал своему знакомому руку, и они быстренько попрощались. Мы остались вдвоем.
— Это не тот парень, который тусуется с ребятами у заброшенного дома двумя кварталами выше? — сходу спросила я.
— Да, он оттуда. Удивлен, что ты знаешь их компанию.
— Все их знают, не связывайся с ними.
— Ой, только не включай бабушку, — хмыкнул Вадим. Он вытащил ключ из кармана и открыл мне дверь, пропуская в подъезд.
— О них ходят странные слухи.
— О нашей матери тоже ходят странные слухи, — огрызнулся брат, за что получил от меня подзатыльник. Да, мама у нас была не примером для подражания. У нее, действительно, часто менялись ухажеры и противные соседки на эту тему то и дело чесали языками. Мне тоже не нравилось это в маме, вместо того, чтобы уделять внимание нам, она искала кошелек, который обеспечит ей дорогие вещи и качественную косметику.
— За правду не бьют, — прорычал Вадим.
— Это неправда, — прикрикнула я. Какой бы мать не была, я все равно ее любила, хотя порой казалось, у нас это не взаимно.
— Ты видела ее нового хахаля?
— Нового? — я остановилась на лестничной площадке, сработал датчик движения, и загорелась лампа на потолке.
— Да, мы виделись на днях с ним, ты была у Лильки.
— И что с ним не так?
— Он такой старый и явно с характером, — пробурчал брат. А когда мы зашли в квартиру, то смогли воочию его увидеть. Коренастого телосложения, слегка полноватый, зато дорого одетый. Лицо у мужчины было обрюзгшее, морщинистое, и пальцы такие толстые, что сразу бросались в глаза. На одном красовался золотой перстень, который мужчина нет-нет покручивал. Кажется, ему было в районе пятидесяти с копейками, на фоне моей стройной мамы, мужик выглядел старо.
— О, мои пришли, — улыбнулась мать. — Вадима ты знаешь, Юра. А это моя дочка, Ангелина. Познакомьтесь.
Юрий протянул мне ладонь, больше напоминающую лапу. Видимо, он ожидал, что сейчас мы обменяемся дружеским рукопожатием, но я попросту растерялась. Мне почему-то стало не по себе от одного его присутствия, словно оно грозило чем-то нехорошим. На самом деле, я никогда не пыталась пойти на контакт с мамиными ухажерами, да и они не видели в этом особого смысла. Мы мирно существовали, и всех это устраивало.
— Лина, — склонила голову мама, как бы намекая, чтобы я ожила. И тут спасибо Вадиму, он вместо меня пожал руку новому знакомому.
— Рады, рады, — без особого энтузиазма сообщил брат. Он скинул кроссовки и пошел к себе в комнату, я же, пригнув голову, последовала за ним. Хотелось скорее скрыться с глаз новоиспеченной парочки.
— Странный запах, — сказал вдруг Юрий.
— Странный? — спросила мать.
— Мужского парфюма, такого… не из дешевых.
— Юрочка, я ничего не чувствую, — засуетилась мама. Она окинула коридор нервным взглядом, будто могла найти причину запаха.
— Анечка, — мужик облизнул свои пухлые губы и посмотрел на меня, как на воровку. Воздух вокруг сделался тяжелым, словно его напитали грязью. — Может ты и права.
— Я открою окна, — спохватилась мама и тут же шмыгнула на кухню, пускать потоки апрельского ветра. Мы остались один на один, я уже начинала ругать себя за это. Вадим давно в комнате, так какого черта я продолжала находиться в коридоре?
— Ангелина, — Юрий внезапно подошел чуть ближе ко мне, его парфюм ударил в нос. Слишком грубый, стойкий, с нотками горчинки. — Я уже при маме не стал говорить, но запах точно исходит от тебя. Твой парень явно пользуется дорогой косметикой.
— А? — у меня едва не отвисла челюсть. Ни один предыдущий мамин ухажер не задавал мне вопросов о личной жизни. Да им всем было плевать, пусть меня бы даже сбила машина. Что не так с этим товарищем? Откуда такое любопытство.
— Говорю, твой парень видимо из этих, — он кивнул головой в бок так, словно я должна была понять значение данного жеста.
— Что вы…
— Вы с мамой похожи, — легкая усмешка читалась в голосе Юрия.
— У меня нет парня, да и желания общаться с вами тоже нет, — ответила я не громко, конечно, но не молчать же.
— Ну, — с фальшивой улыбкой протянул мужик. Тут в коридор вернулась мать, и Юрий моментально забыл о моем существовании. Он подхватил маму за талию, уводя ее на кухню. Разговор был окончен.
Вот только… мне совсем не понравился цвет этого разговора.
Во вторник у нас стояла первым уроком физкультура. Некоторые ребята ее прогуливали, считая, что предмет маловажный, да и в целом в старших классах почти никто не любил заниматься спортом. Мы с Лилькой не были исключением, но прогулы были не в моих правилах. В конце концов, физручка — Екатерина Никитична, именно она вела у старших классов, тратила свое время, она жила не близко, и чтобы приехать к первому уроку, вставала в пять утра. Было бы некрасиво и неуважительно пропустить занятие.
Когда мы с Лилей зашли в раздевалку, то обнаружили там всего двух одноклассниц: Марту Ольшевскую и Дину Рябову. Обе дружили еще с первого класса, и обе были полноватыми, из-за чего раньше их дразнили мальчишки.
— Привет, а где остальные? — спросила Лиля, повесив на крючок рюкзак и пакет с формой.
— Я слышала вчера, что Ася и ее компания решили прийти ко второму уроку, — тихонько отозвалась Марта.
— Везет им, — глянула на меня Лиля, как бы намекая, что и мы могли бы прогулять.
— Ну с родителями Аси точно можно, — кивнула Дина. В этом она, безусловно, была права, у Яковой отец занимал какую-то должность в органах, а мать работала в суде. Классная вечно лебезила перед ними, если те появлялись на собрании.
— Да ладно, — пошутила я. — Еще будете скучать по бегу на время рядом с пыльной дорогой.
В ответ все дружно вздохнули и принялись переодеваться. А когда прозвенел звонок, выяснилось, что с нашего класса собралось мало народу: всего семь человек. Екатерина Никитична, мягко сказать, не особо оценила не посещение ее урока и ушла к завучу, ругаться. Вернулась она уже более бодрая, да только не одна, а с “ашками”, которых нагло подняли с литературы и заставили переодеваться.
— Вай, — обрадовалась Лиля,