с легким свистом пронеслись над его головой и ударились об ствол дерева.
Маклай стиснул зубы и сжал кулаки, но лицо его было спокойно, только голова поднялась чуть-чуть выше. «Спокойствие, — говорил он себе. — Посмотрим, что будет дальше. И как хорошо, что я оставил револьвер дома!»
Папуасы подходили к Маклаю все ближе и ближе. Их было много и с каждой минутой делалось больше.
Толпа окружила Маклая. Старик с лохматой бородой вышел вперед и закричал о чем-то громко и пронзительно. Остальные стояли насупившись и одобрительно покачивали головой. Речь старика, видно, была им по душе. Время от времени старик вытягивал худую жилистую руку и указывал на лес. И тогда десятки сильных, мускулистых рук вытягивались в том же направлении.
Маклай не шевелился.
Вдруг чье-то копье мелькнуло у самых его глаз. Оно почти коснулось его щеки и таким же ловким движением было отдернуто назад.
Молодой воин насмешливо смотрел на Маклая. Он думал услышать испуганный крик, увидеть искаженное страхом лицо.
Маклай улыбнулся, сделал шаг вперед и, не произнося ни слова, опустился на землю. На горячей земле лежала легкая прозрачная тень. Маклай молча расстегнул пояс и, наклонившись к башмакам, стал расшнуровывать их. Один за другим башмаки свалились с усталых ног.
Маклай пошевелил натруженными пальцами, примостил свой мешок вместо подушки, зевнул и растянулся во весь рост.
Крикливый старик замолчал на полуслове.
Открыв рот, он с недоумением смотрел на Маклая.
Толпа чуть-чуть отодвинулась и притихла.
«Очень хорошо! — подумал Маклай. — Очень хорошо! Не нападете же вы на безоружного спящего человека. Вы видите, что я не боюсь вас. Не боюсь — значит, я сильнее. Кто же тронет сильного и мирного гостя?»
Устроившись поудобней, Маклай подложил под голову руку, совсем как у себя на постели. Из-под опущенных век он видел, как папуасы взволнованно переговаривались между собой. Задние поднимались на цыпочки, чтобы получше рассмотреть странного человека. Костлявый старик, тряся бородой, показывал попеременно то на небо, то на Маклая. Юноша, только что целившийся копьем в Маклая и чуть-чуть не ранивший его, сейчас сидел на корточках и жадно разглядывал сброшенные башмаки. Острием своего копья он то поднимал, то опускал длинные шнурки с медными наконечниками. Было видно сразу, что они очень нравились ему, но подойти ближе и взять их в руки он не решался.
Маклаю стало смешно. Чтобы не рассмеяться, он отвернулся и посмотрел вверх. Старая знакомая, черно-сизая птица кокки снова была над его головой.
«Ага, ты опять здесь, галочка, — подумал сквозь наплывающую дремоту Маклай. — Ничего, сестричка, ничего. Мы с тобой и здесь не пропадем. Мы-то, новгородские?.. Урядники, небось, пострашнее были… Разве нет?..»
И Маклай закрыл глаза совсем уже спокойно. Папуасы отодвинулись еще дальше. Юноша с сожалением оторвался от шнурков и встал на ноги. Голоса стали тише. Старики, оглядываясь на Маклая, побрели к хижинам. Из входного отверстия выглянула женщина, нерешительно вышла на площадку. Там, под тяжелым камнем, в ямке, вырытой в земле, допекались плоды банана и куски свинины, завернутые в широкие листья. Опустившись на колени, женщина захлопотала над своим обедом. Худая собака ткнулась мордой в ее плечо. Голый ребенок вцепился в клочкастую шерсть и потащил собаку за собой в хижину.
Возле спящего Маклая сидели теперь только косматый старик и несколько папуасов помоложе. Они жевали бетель и сплевывали в сторону кроваво-красную слюну. Они молчали. И только изредка старик повторял одно и то же слово, показывая глазами на Маклая и хлопая себя по груди, — очевидно, для большей убедительности.
— Кааран-тамо, — говорил старик, — кааран-тамо.
На языке папуасов это значило: «человек с луны».
Живым и здоровым, только смертельно уставшим возвратился Маклай в свой домик на сваях.
Маклай принимает гостей
Маклай налил большую чашку чаю и молча подал ее Тую.
Туй недоверчиво понюхал чай, сунул в чашку палец, осторожно прикоснулся к ней губами и с отвращением плюнул на землю.
— Горячая вода, — сказал он своему сыну, сидевшему рядом. — Это просто горячая вода. Кокосовые орехи куда вкуснее.
Маклай громко хрустнул сахаром и так же молча протянул кусочек Тую.
— А это камень, — определил Туй, перебросив сахар из одной ладони в другую.
— У человека с луны, верно, очень крепкие зубы, если он так грызет камень, — заметил его сын.
Туй с уважением посмотрел на Маклая. Теперь уже все папуасы называли Маклая «человеком с луны».
Все в нем удивляло их: и светлый цвет его кожи, и его привычки, и его необыкновенные вещи, а главное — его бесстрашие.
Туй не раз уже сокрушенно качал головой, глядя на безоружного Маклая. Он даже предлагал подарить ему собственное копье и лук со стрелами, но Маклай отказался и от этого.
— Должно быть, Маклай не может умереть, — говорили папуасы между собой. — Он ходит один, и в его руках нет ни топора, ни лука. Он не боится ни людей из Горенду, ни людей из Гумбу, ни даже людей с Били-Били. А ведь мы говорили ему, что люди с Били-Били непременно убьют его. Когда у человека столько хороших вещей, ему нельзя ходить без копья и громко петь в лесу. Он должен сидеть дома и стеречь свое жилище. Но Маклай не слушает нас и живет так, будто он голый и будто у него нечего отнять. Он не боится людей.
— Он не боится даже тангрина, — говорили другие. — Он построил свою хижину под большими деревьями. Будет тангрин, земля будет прыгать вверх и вниз, с гор будут валиться камни, море выйдет из берегов, большие деревья упадут и раздавят хижину Маклая. Мы говорили ему, но он не боится и этого. А разве тангрин не страшнее всего? Разве мало было людей, которых убил тангрин? Он убил даже старика из Бонгу, который был старше всех и умнее всех. А Маклай не боится и тангрина. Это потому, что он человек с луны, — решали папуасы. — Люди из Гумбу сказали правильно.
Вода, которая стоит, и вода, которая горит
Туй не хотел пить чаю, но сахар выбрасывать пожалел. Он снял с плеча свою сумку, сделанную из коры, — «гун», как называют ее папуасы, — и сунул туда огрызок.
— Покажи мне свой гун, — попросил его Маклай.
Туй отдернул руку и подозрительно посмотрел на Маклая.
— Я ничего не возьму, — сказал Маклай, — я только посмотрю. А тебе я подарю вот это, хочешь?
И он вытащил из ящика стола маленькое круглое зеркальце.
Туй посмотрел в зеркало и захохотал.
— Это Туй! — закричал он. — Это Туй!
