ожидал, она не поддавалась моим усилиям. Очевидно, была где-нибудь скрытая пружина. Это подтверждение (моего заключения) доказало мне, что я встал на правильный путь, как бы ни были таинственны обстоятельства, касающиеся гвоздей. Тщательно осмотрев раму, я нашел скрытую пружину. Я надавил на нее и довольный своим открытием не стал поднимать раму.
Теперь я поместил гвоздь на прежнее место и внимательно осмотрел его. Лицо, бежавшее через окно, могло захлопнуть раму, и пружина замкнула бы его сама собой; но оно не могло всадить обратно гвоздь. Это заключение было очевидно, и еще более сузило поле моих исследований. Убийцы должны были бежать в другое окно. Предполагая, что пружины в обеих рамах одинаковы, – должна была оказаться разница между гвоздями, по крайней мере, разница в способе их прикрепления. Подойдя к кровати, я осмотрел через ее спинку второе окно. Протянув руку из-за спинки, я вскоре нашел пружину, которая, как я предполагал, оказалась такой же, как в соседнем окне. Затем я осмотрел гвоздь. Он был такой же крупный и так же заколочен по самую шляпку.
Вы подумаете, что это сбило меня с толку. Но так думать можно, только не понимая природы индукции. Употребляя охотничье выражение, я еще ни разу не «потерял след». Чутье ни разу не изменило мне. Все звенья цепи были налицо. Я проследил тайну до ее последнего этапа, и этим этапом был гвоздь. Как я уже сказал, он во всех отношениях походил на своего соседа в другом окне; но этот факт абсолютно ничего не значил, при всей своей кажущейся значительности, в сравнении с тем соображением, что здесь на этом пункте заканчивалась разгадка тайны. «Должно быть, что-нибудь не так в этом гвозде», – подумал я. И взялся за него, и шляпка с куском самого гвоздя осталась в моих руках. Остаток гвоздя сидел в дыре. Он переломился уже давно (потому что излом успел заржаветь), по всей вероятности, от сильного удара молотком, который отчасти вогнал шляпку в дерево рамы. Я поместил обломок на прежнее место, и гвоздь снова выглядел целым, перелома не было заметно. Подавив пружину, я приподнял раму на несколько дюймов, шляпка гвоздя поднялась вместе с нею, оставаясь на своем месте. Я закрыл окно, и снова гвоздь выглядел целым.
Теперь загадка была решена. Убийца бежал в окно, заставленное кроватью. Рама захлопнулась за ним (или он ее нарочно захлопнул) и замкнулась на пружину; сопротивление этой пружины полиция приняла за сопротивление гвоздя и сочла излишним дальнейшее расследование.
Теперь следует вопрос: каким образом убийца спустился из окна? Этот пункт я определил для себя, когда обошел вместе с вами дом. На расстоянии пяти с половиной футов от окна находится громоотвод. От этого громоотвода невозможно достать до окна, не говоря уже о том, чтобы войти в комнату. Но я заметил, что ставни четвертого этажа были особого типа, называемого парижскими плотниками ferrades, – в настоящее время такие ставни редко делаются, но они очень обыкновенны в старинных домах в Лионе и Бордо. Они имеют форму двери (простой, не с двумя половинками), но нижняя часть устроена в виде решетки, так что за нее легко схватиться рукой. В данном случае ширина ставни три с половиной фута. Когда мы смотрели на них со двора, они были полуоткрыты, т. е. находились под прямым углом к стене. По всей вероятности, полиция так же, как и я, осмотрела задний фасад дома; но, глядя на ставни в профиль, не обратила внимания на их значительную ширину или, во всяком случае, не придала ей значения. Решив, что убежать в окно не было возможности, она естественно ограничилась только беглым осмотром. Как бы то ни было, я убедился, что если отворить ставню полностью, прижав ее к стене, то между ней и громоотводом будет только два фута. Очевидно, что при необыкновенной ловкости и смелости можно было пробраться этим путем в комнату. На расстоянии двух с половиной футов (предполагая, что ставня была открыта настежь) разбойник мог крепко ухватиться за решетку. Затем, повиснув на ней, упереться ногой в стену и, сильно оттолкнувшись, запереть ставню и даже, если окошко было открыто, вскочить в комнату.
Заметьте, что для такого опасного и трудного путешествия я считаю необходимой крайне редкую степень ловкости. Я стремлюсь доказать вам, во-первых, что его можно было совершить; а во-вторых, и главным образом, подчеркнуть необычайный, почти сверхъестественный характер деятельности того, кто его совершил.
Вы скажете, без сомнения, выражаясь языком закона, что «в интересах моего дела» я должен был бы скорее умалить, чем подчеркивать особенности этой деятельности. Так может быть с точки зрения закона, но не с точки зрения разума. Моя конечная цель – истина. Мое ближайшее намерение – побудить вас сопоставить этот необычайный характер деятельности с особенным, визгливым и неровным голосом, настолько особенным, что не нашлось двух свидетелей, которые согласились бы насчет национальности его обладателя, причем никто не мог разобрать членораздельных звуков.
В тот момент смутная догадка о значении его слов мелькнула в моем уме. Казалось, я вот-вот пойму, в чем дело. Так бывает иногда с воспоминанием; кажется, еще мгновение и сейчас вспомнишь, но никак не можешь вспомнить до конца.
– Вы видите, – продолжал мой друг, – что я свернул с вопроса о бегстве к вопросу о появлении вора. Я думаю, что он явился и ушел одним и тем же путем. Теперь вернемся в комнату. Посмотрим, в каком виде она оказалась. Ящики комода, – сказано в протоколе, – были обысканы, хотя многие вещи остались на местах. Вывод получается нелепый. Это простая догадка – очень глупая, но не более. Почем мы знаем, было ли в этих ящиках что-нибудь, кроме того, что в них оказалось. Мадам Л'Эспанэ и ее дочь жили в одиночестве, ни с кем не знались, редко выходили из дома, вряд ли у них было много платьев. Во всяком случае, их оказалось достаточно и хорошего качества. Если вор взял какие-нибудь из них, то почему не взял лучшие? Почему не взял все? Да и мог ли он бросить четыре тысячи франков золотом, чтобы обременить себя бельем. Золото было оставлено. Почти вся сумма, указанная банкиром Миньо, оказалась в мешках и на полу. Я хочу, чтоб вы выбросили из головы ошибочную мысль о мотиве преступления, зародившуюся в полицейских мозгах, благодаря той части показания, которая говорит о деньгах, оставленных на полу. Совпадения вдесятеро более замечательные, чем это (выдача денег и убийство в течение трех дней после выдачи), случаются в жизни ежечасно,
