поле массы, прим. авт.), и, если кто-то упадёт, то автоматика его подхватит и вернёт на место. Раньше дети даже баловались, но потом ввели "плату за спасение". Как вам купальня?
– Здорово! Я в восторге! Там всё настоящее.
– В пустыне знают, как тратить воду, – Данни, лукаво улыбаясь, смотрела на меня.
– Мне иногда кажется, что вас с детства учат разговаривать с туристами.
Мне показалось, что девушка хотела обидеться на мои слова, но передумала и засмеялась.
– А разве это не так?! Мы с детства видим больше приезжих, чем талиман. Города-оазисы строились только для вас.
Позади раздался крик. Я обернулся и увидел женщину, на лице, которой отпечатался ужас. К нам заплетающейся походкой, роняя алые капли крови, шёл Мавид, зажимая рукой широкую рану на животе. Лицо мальчика было спокойным, целеустремлённым, бледным. Данни бросилась к нему одновременно со мной, но я оказался первым. Почти невесомое тело оказалось у меня на руках, с коммуникатора сорвался тревожный сигнал вызова скорой помощи, глаза сами нашли ближайшую ровную и сухую площадку, чтоб положить раненого.
– Беги за Радимом, – бросил я Данни. Мне почему-то захотелось, чтоб она была как можно дальше и не видела смерти брата: расширения врубились на полную мощность, и судьба Мавида стала очевидной.
– Мне нужно быть с ним, – девушка опустилась на колени перед братом, – Ему нужен сейчас близкий человек.
Мавид взял меня за рукав и с усилием заговорил, выталкивая на посиневшие губы кровь:
– Пророк хочет поговорить. Слава, ты должен его найти, – после приступа кашля, он продолжил, – Ты ведь справишься, малышок?
Тельце Мавида обмякло, а я плакал впервые за долгие годы. "Малышок"… Это прозвище дала мне Лиза, ещё на далёкой Земле, лет тридцать назад, когда мы вместе учились в военной академии. Воспоминания изготовились к прыжку, уже рвались с цепей, но я уже не был человеком. Пыль из микромашин, невидимая глазом, закружилась в воздухе, я чётко видел неровный след мальчика. Тёмный закоулок. Капельки крови на каменном полу. Остатки адреналина в воздухе. Жёлтая аура зла тянется в лабиринт узких улочек. Убийца испытывает страх. Бежит.
Я сорвался с места. Впрыск стимуляторов превратил тело в прыгучий комок, который скакал по лестницам и даже по стенам. Погоня началась. Вопрос "зачем это варварское убийство?" не давал покоя. Мимо сначала мелькали испуганные лица прохожих, потом стало темно: злодей уходил неприметными переулками, спускался всё глубже в технические каналы, где редко появлялись даже рабочие. Мы сближались: в воздухе уже ощущался след разгорячённого тела. Мужчина средних лет в неброской одежде с незапоминающимся лицом. Таких словно сама природа создавала для ночной работы. Он стоял, опираясь руками в колени, и тяжело дышал.
– Зачем ты убил мальчика?! – мои пальцы сдавили с нечеловеческой силой кожу у него на загривке, послышался противный хруст. Человек взвизгнул и обмяк. Я развернул его лицом к себе и бросил на землю.
– Зачем ты убил мальчика?!
На лице киллера был только слепой ужас. Наномашины сделали ему несколько полулетальных инъекций. Через несколько секунд он должен был разговориться.
– Ну? – я надавил ногой на голень мужчины и тот охнул от новой порции боли.
– Я не… Мне сказали… Это приказ…
– Говори всё.
– В космопорте люди подошли. Хорошо заплатили. Обещали помочь с документами и нормально устроить. Я же бывший заключ… – он не договорил, боль скрутила его тело судорогой – химия работала.
– Ты не сможешь лгать, – я присел возле убийцы на корточки и участливо смотрел в глаза, – Звание? Место службы?
– Я… ничего… не знаю.
– Нет у меня времени. Понимаешь? Солдат, я вырву твою память вместе с жизнью.
– Не… Я одноразовый.
Чувство жуткого отвращения впилось в каждый нерв. Этого человека обработали и запрограммировали. Он не помнил даже своего имени, только калейдоскоп разрозненных знаний, полученных ещё при жизни. Импланты ещё продолжали биться о его мозг, но бесполезно. Передо мной лежала оболочка, отслужившая своё. Изверги выпотрошили личность, душу и вложили свою цель в пустое тело. Теперь обрывки воспоминаний не смогут сложиться в личность. Несчастный через сутки будет пускать слюни и ходить под себя. Одноразовый солдат… Я стоял и злился. К чертям всё! Никаких допросов! Я вырежу этот нарыв. А Пророка заставлю мучиться за всех его жертв. Я ненавидел этих фанатиков. И не понимал. Всё было иррационально, неправильно. Отсутствие логики тысячекратно усложняло задачу.
Нужно возвращаться. Милая Данни осталась там у тела брата.
На площадке, где женщины занимались стиркой, опустело. Флаер скорой помощи висел в воздухе. Парамедики уже собирались грузить тело, но Данни держала брата за руку, сидя перед ним на коленях. Девушка не плакала, но плечи её вздрагивали. Радим одновременно со мной поднялся по лестнице с другой стороны. Его ноги подкашивались, а лицо стало тёмным, землистым.
– Ты догнал убийцу? – Данни посмотрела сквозь меня и отошла от брата, кивнув врачам бригады.
– Он мёртв, – я едва помнил, как в приступе милосердия погасил жизнь в исполнителе; океан горя семьи Сахи отодвинул смыл события последних часов. На камнях, смочив пыль, оставалось алое пятно необратимости. Одно оно имело сейчас значение. И как бы я не хотел отвернуться и уйти, но кровь ребёнка магнитом притягивала взгляд.
Радим подошёл к нам. Он хотел обнять сестру, но не смог. Глотая комки отчаяния, мужчина осознавал случившееся.
– Данни, ему сейчас легко, – Радим почти шептал, слова давались с трудом.
– Да. Он свободен, – ответила девушка.
Я не в силах был смотреть и ничего не делать. Пока силы оставались нужно было навестить князя. Риск технически провалить операцию уже не волновал. Я повернулся и хотел было идти, но меня остановили.
– Вячеслав, нам нужно поговорить, – Радим отстранился от сестры, – Мой брат должен был рассказать тебе как встретиться с Пророком. Ты ведь за этим прилетел?
– Ты о чём? – я удивлялся совершенно естественно.
– Слава, только что убили моего брата – мне не до шуток. Ты встретишься с НИМ, иначе это, – рука Радима дернулась в сторону кровавого пятна, – Бессмысленно.
Мне было стыдно и больно. Выходило мальчуган умер из-за меня. А это новый рубец на сердце, новый ночной кошмар.
– Где? – с трудом выдавил я.
– Через час у "ворот неимущих". Слав, ты хороший человек. Мне жаль тебя. Мавид страдал и сегодня получил свободу. Он… Ты всё поймёшь. Прощай.
Узел переулков сминался каменными стенами. Было поздно для прогулок, и до самой стены, до которой по прямой было всего двадцать минут ходу, мне никто не встретился. Я думал. Всю жизнь меня не покидала вера в то, что всем поступкам есть объяснение, причина, но