мне мораль о культуре поведения и критериях моральных норм! Милочка, так, чтоб ты знала: жестокость, предательство и злопамятность — основы для выживания в войнах, распрях оборотней и в других критических ситуациях! Как ты вообще посмела гундеть против меня? Иди в свою комнату, я лишаю тебя праздничного обеда!
Она услышала, как бабушка сказала отцу:
— Охочий до скандалов муж…М-да, не повезло нашей девчурке…
Лендер вновь шепнул:
— Те, кто кричит, их сердца удалены, и они не слышат вблизи. И не чувствуют любви и добра. Жди меня, я тебя спасу от этого зверя.
Невеста волка не выдала на лице никаких эмоций принцу, она развернулась к младшему брату, присела перед ним, обняла крепко, зашептала:
— Дорогой мой человечек, только не прибегай ко мне. Что не услышишь плохого обо мне — не прибегай. Здесь повсюду в лесу волки и оборотни, потому я боюсь за тебя.
Сара Дэрквульф вызвалась проводить Сайн вместе со служанкой до комнаты. Они поднялись по сверкающей голубой лестнице на четвёртый этаж.
Новая хозяйка комнаты оглядела небольшую комнату. Стены из гобеленов, на коих бежевый цвет преобладает, много изображений стволов деревьев на них с незначительно приглушённой зеленью листвы. На одном гобелене серо-синие драконы парили в рассветном небе под облаками, а внизу бегали волки в лесу. На другой стене нарисованные дети купались в реке, на третьей блондинка в оранжевом платье ведёт беседу с синим дроу. На четвёртой стене единороги, кентавры и наги рассредоточены по лесу. Деревянная резная люстра. Пара торшеров на чёрной подножке. Пара чёрных деревянных стульев у небольшого столика. Небольшой чёрный шкаф для одежды. Под ногами бежевый ковёр с синими листьями.
А над чёрным камином большущий портрет…свекрови.
На вопросительный взгляд человечки Сара пояснила:
— Во многих комнатах у нас изображения матушки. Папуля так выражает к ней свою любовь.
Сайн подошла к резной кровати, чьи ножки уходят до потолка и заканчиваются аркой. Зелёное тусклое покрывало с белыми и бежевыми подушками.
Сара кивнула и ушла.
Служанка помогла переодеться в сорочку. Эта прислужница бросала на жену пасынка хозяина завистливые взгляды.
— Как тебя зовут? — вяло поинтересовалась дочь трактирщика.
— Каппа, госпожа, — отозвалась жёлтоволосая, безбровая молодушка с закруглённым личиком.
Прислуга покинула её покои, и девушка залезла под одеяло. Пригрелась, уснула, орошая подушку слезами даже во сне.
Проснулась затемно от жуткого воя волков.
В её спальню вошёл новоиспечённый муж и оглядел контуры тела красавицы, проступающие под одеялом, собственническим взглядом. Он был легко одет в белую рубашку шемиз с широкими гофрированными рукавами и в лёгкие серые брюки. Сайн невольно сжалась. Его радовала её беспомощная поза.
Девушка робко попросила:
— Я не выспалась, может, в другой день заглянете?
— Ты замуж выходила, и что думала, будто я просто любоваться на тебя буду? Без интима? А зачем я тогда женился? Любоваться тобою я мог и из окна бесплатно! — непреклонно гнул он своё право.
Он подошёл к кровати, и Сайн испуганно уставилась на выпирающую из брюк силу желания. Оборотень рывком освободил себя от последней одежды. Новобрачная спрятала лицо под одеялом, сгорая от стыда. Одеяло сразу же слетело, отброшенное рукой Кальвина.
— Обними меня, — потребовал он.
Зажмурившись, девушка привстала и положила ладони на торс мужа.
Тот привередничал:
— Разве так ласкают мужчину?
— Я не умею вообще никак.
— Тебе не хочется прикоснуться ко мне в сосредоточении мужественности?
— Что Вы! Как можно! — перепугано отпрянула она.
— Ладно, ложись на спину.
Она боялась открывать глаза, мужчина над ней был красив, но не любви, ни уважения не вызывал. И, чтобы не расплакаться, Сайн держала веки закрытыми.
Мощное вторжение в её тело принесло боль. «Это орудие истязания, а не член», — заполошено метнулась мысль в её мозгу.
От соития тел она ожидала большего. А тут боль, дискомфорт и усталость. И новоиспечённая жена принялась уговаривать и успокаивать себя мысленно: «Но оборотень любит меня, наверное, вон замуж даже безродную и без денег взял…К тому же надо доставлять своему мужчине удовольствие. Так принято во всех семьях».
Но после третьей позы она захныкала:
— Я не хочу столько секса. Я вообще не хочу секса.
Кальвин отстранился, толкнув её с позы на четвереньках, чтоб та упала в подушки.
Ворчал:
— Неужели все людские женщины такие холодные? Мне рассказывали об их фригидности, но я не верил. Оказывается, наши волчары нисколько не преувеличивали. Ладно, отдыхай.
Он встал, натянул брюки, нашарил в кармане нечто и бросил это в лицо жене.
В её руках оказалось ожерелье из жемчуга.
Мужчина пафосно молвил:
— Жемчуг — слёзы моря, пусть слёзы будут только в украшениях, а не на твоих глазах.
После его ухода Сайн прошептала:
— Надеюсь, ты не совсем дикое существо и дрессировке поддаёшься, волк.
9 глава
Так как вчера молодая жена полдня проспала, то встала очень рано, да ещё привычка рабочего человека. Сама оделась и вышла осмотреть владения Дэрквульфов.
По коридору этого четвёртого этажа было много дверей сплошь, из чего Сайн сделала вывод, что последний этаж отдали для слуг. Её комната, скорее всего, была запасной гостевой для незнатной персоны.
И не успела девушка спуститься вниз, как дверь одной из комнат распахнулась и вышел Кальвин Дэрквульф. За ним, чтоб поцеловать его в щёку, выскочила Каппа в одной застиранной льняной сорочке.
Сайн заметила:
— Значит людских мужчин гнобим…Зато какие милые, трогательные отношения с людскими женщинами!
Волк втолкнул служанку обратно в комнату.
Оправдывался:
— Я просто поблагодарил служащую за работу
— Изобрази хоть тень раскаянья, падлюка зубастая, — давила на жену обида.
Стать обманутой супругой в первый день замужества! Это больно ударило по самолюбию. Она даже не заметила, как обругала родовитого аристократа.
Тот гнул своё:
— Ты должна мне доверять.
— То есть: глазам своим мне не верить? А я думала, что ты меня любишь…
— Ты замуж вышла! О какой любви теперь может идти речь?! Жён уважают…и всё! Любовь уже достаётся другим. Хотя…если хочешь жить в любви и согласии — люби меня и соглашайся со мной! А то гонор свой вчера перед гостями показывала!
— Но как любить Вас, барон, если Ваша измена прикоснулась к чувствам льдом, проела горечь сразу сердце мне насквозь? И лживые Ваши глаза до боли ненавижу я…
— Чуть ли не песня льётся из твоих уст, жена, — хмыкнул Кальвин, — Чрезвычайно и чрезмерно обидчива ты…для простолюдинки! И нельзя верить сразу плохому! Ну, зашёл…ну, поговорил и на этом всё!
И вдруг Сайн захотела поверить мужу. Зачем, правда, приписывать ему разгул, если сама она акта измены не видела.
— Покажешь мне дом? — спросила.
