Беседка утопает в тени дуба. Пот течет по спине под блузкой. Часы показывают 8.17, а уже жарко, как в жаровне у дьявола.
В беседке свой особый микроклимат — едва ступив в ее нутро, Малин ощущает странное влажное тепло. Здесь точно градусов на пять жарче, чем снаружи, хотя стен как таковых нет — это скорее лишь часть пространства, ограниченная колоннами, нежели помещение. И внутри просто невероятно жарко, словно особо агрессивные молекулы собрались в атмосфере в одном месте, словно в воздухе танцует невидимый демон.
Малин смотрит себе под ноги, опасаясь наступить на чьи-нибудь следы. Чуть в стороне видна лужица крови, несколько красных пятен поменьше там и сям. Вместе они создают очертания человеческого тела.
Что это такое?
Это кровь, которая вытекла из нее.
Черная тень. Что вам здесь понадобилось среди ночи? Вернее, тебе.
Ты не старше моей Туве. И оказалась здесь, хотя не должна была.
Никакой одежды, никаких обрывков ткани — во всяком случае, невооруженным глазом не видно.
Раздается звонок мобильного телефона, потом спокойный голос Эллинор Гетлунд за спиной у Малин. Голос приближается. Неужели она оставила девушку одну?
Малин садится на корточки, глубоко вздыхает. Проводит пальцем по дощатому полу — осторожно, чтобы не затруднить работу следователям, которые будут осматривать место происшествия, и эксперту-криминалисту Карин Юханнисон.
Замечает кровь на перилах над тем местом, где лежала девушка.
Кто-то перебросил тебя через перила? Или ты сама перелезла?
На заднем фоне возникают голоса детей, но Малин старается их не замечать. Что им тут понадобилось в такую рань?
Малин поднимается, подходит к перилам. По другую сторону на земле множество следов, отпечатки чьих-то подошв, чуть в стороне кусты с поломанными ветками. Еще дальше, в глубине, виднеется толстый ствол сосны. Это здесь ты поджидал ее? И затащил в кусты? Или это следы кого-то другого, не имеющего отношения к делу? Может быть, все произошло совсем иначе?
Дети.
Их много.
Они смеются.
Слышны их голоса: «Полиция… сколая помощь».
И вдруг они начинают вопить. В беседке эхом отдаются возмущенные женские крики, затем слышится голос Никлассона:
— Какого черта!
Малин оборачивается.
Десять детсадовцев в одинаковых желтых жилетах воют в голос. Две воспитательницы с изумленными лицами. И голая, избитая, изрезанная, но неправдоподобно чистая девушка, которая движется прямо на них. Дети до смерти перепуганы, словно при виде странной незнакомки их накрыла общая волна страха.
— Тебе же было сказано не отходить от нее! — рычит Малин.
Эллинор Гетлунд устремляется за девушкой: в одной руке мобильный телефон, в другой оранжевое одеяло, наспех поднятое с земли.
Обнаженная, словно прозрачная девушка перешагивает через заборчик, не беспокоясь о ранах на руках и ногах, о запекшейся крови на внутренней поверхности бедер. Идет по песку. Садится на одну из покрышек и начинает раскачиваться — это похоже на движение маятника в тщетной попытке остановить время.
Ее тело ослепительно белое, пятна крови словно светятся.
У фонтана Рюдстрём и Юханссон возятся со своей лентой, как будто ничего не случилось.
«Где же ты, Зак? — думает Малин. — Как мне тебя сейчас не хватает!»
4
И вот Зак рядом с Малин в беседке. Он появился сразу после того, как они сняли девушку с качелей, снова завернули в оранжевое одеяло и усадили на кушетку в машине «скорой помощи». Она не сопротивлялась.
Детский сад организованно покинул парк. Когда испуг миновал, детей очень развеселило, что тетенька качается голая; они хотели, чтобы она продолжала, и даже расстроились, когда Малин и Эллинор Гетлунд сняли ее с качелей.
Воспитательнице Малин пояснила, что детская площадка стала местом преступления, но завтра они наверняка уже смогут играть здесь, как обычно. Та не спросила, что произошло, — она более всего была озабочена тем, чтобы поскорее увести детей.
Зак прибежал по дорожке, ведущей от фонтана к беседке; Малин видела, как мелькала среди кустов его обритая голова, а капли пота в первых морщинах на лбу становились все заметнее по мере того, как он приближался. Голубая рубашка, голубые джинсы, бежевый льняной пиджак. Черные ботинки — слишком тяжелые для такой жары, зато достаточно солидные и официальные.
Чуть запыхавшись, он остановился возле Малин; в это время она, не в силах сдержаться, отчитывала Эллинор Гетлунд:
— На месте преступления следует строго подчиняться указаниям сотрудника полиции!
— Когда мы сможем увезти ее? — спрашивает Эллинор Гетлунд, даже не пытаясь оправдываться.
— Когда я скажу!
— Но…
— Никаких «но»! — говорит Малин и поворачивается к Заку: — Где ты пропадал, черт тебя побери?
— Машина заглохла. У меня оказался совершенно пустой бак. Такого со мной уже много лет не случалось. Все эта жуткая жара.
— При чем тут жара?
— От нее мозги плохо работают.
— Это точно. Надеюсь, в этом расследовании мы ничего не провороним.
Малин рассказала ему все, что знала сама и что увидела в беседке, а затем они пошли туда вместе. И вот теперь Зак стоит рядом с ней с выражением скепсиса на худом лице.
— Мы ведь не знаем точно, была ли она изнасилована?
— Нет, но очень многое указывает на это.
— Ну да.
— И это могло произойти вон в тех кустах.
— Или кто-то надругался над ней в другом месте, а потом приволок сюда, — кивает Зак. — Черт, как здесь жарко. Странное дело.
— Я хочу, чтобы ты поговорил с ней, — произносит Малин. — Попробуй добиться хоть чего-нибудь. Мне что-то подсказывает: ее удастся разговорить только здесь, и нигде больше.
Задняя дверца машины «скорой помощи» открыта.
Пострадавшая, завернутая в оранжевое одеяло, сидит на кушетке. Молодая женщина-медик устроилась рядом, почти вплотную, словно вообще не собирается с ней расставаться. Девушка с головой закуталась в одеяло, глаза опущены. Из машины пахнет больницей, дезинфицирующими средствами, по стенам тянутся шланги от оборудования для подачи кислорода, с потолка свисают маленькие трубки с желтыми пробками. На внутренней перегородке приделан аппарат «сердце — легкие».
«Много ли жизней ты спасла? — думает Малин. — Но этой девушке ты не сможешь помочь».
Да и сможет ли кто-нибудь?
Зак первым залезает в машину, Малин за ним, жестом показывает Эллинор Гетлунд, чтобы та встала. Полицейские садятся с двух сторон от девушки.
