гремит музыка, и слышится пьяный смех.
– Пап, да вы ложитесь. Что меня ждать? Меня Юра привезет.
– М-м-м. И кто такой этой Юра?
– Ну, привет! Мы уже две недели встречаемся.
– Это что-то меняет? Нет, – отвечаю на собственный же вопрос. – Чтобы через полчаса была дома. Учебный год начинается, если ты не забыла. В универ я тебя, конечно, пристроил, но учиться за тебя не стану. Вылетишь – урежу содержание, и живи как хочешь.
– Ладно, пап, сейчас. Ты чего злишься?
И правда. Все ж, блядь, хорошо. Не жизнь, а малина.
ГЛАВА 4
ГЛАВА 4
Не знаю, какого черта со мной творится. Может, догоняет пресловутый кризис среднего возраста, но что ни делаю – никакого удовлетворения. История с Милкой просто ярче это все подсветила. Неясная тревога зудит внутри. Хотя с чего вдруг? В жизни не происходит абсолютно ничего нового или от меня независящего. Так откуда этой самой тревоге взяться? А тут еще, как назло, несколько раз за день проезжаем прямо под окнами травмы. Девчонка эта… Эмилия. В любой другой раз перепоручил бы ее кому-то другому, и даже не вспомнил бы. А тут места себе не нахожу. И мысли, мысли, мысли… О том, как изменился. И что из себя теперь представляю. И как бы я себе, двадцатилетнему, понравился таким.
– Степ, давай заедем. – Киваю на сереющее впереди здание больницы
– Никак не вычухается девочка?
Вон, даже водила мой удивляется, что я сюда зачастил. Выходит, и он меня какой-то мразью бездушной считает? С одной стороны – похер. Не тот масштаб у Степана, чтобы я на него делал поправку. С другой… Когда это я людей стал их масштабом мерить? Наверное, давно. Вот блядь.
– Да нет. Ей как раз таки лучше. Сегодня, может, поговорим. Обсудим дальнейшие действия.
Степан кивает и переводит тему:
– Милана про свою бэху интересовалась, Роберт Константинович.
– Я в курсе. Хер ей, а не машина.
Водитель мой ответ, конечно, не комментирует. И даже бровью не ведет – вышколен. Но я готов отдать руку на отсечение, что он одобряет мое решение.
Серьезно, Роб, ищешь одобрения в глазах водителя? А, к черту!
Ослабляю узел на галстуке и выбираюсь из салона. Иду уже привычным маршрутом. Перед тем как войти, несколько раз громко стучу и только после толкаю дверь:
– Здравствуй.
– Здравствуйте.
Встречаюсь взглядом с рыжей, прохожусь по лицу, поднятым к голове рукам с зажатой в одной из них расческой и стремному застиранному халату размеров на пять больше, чем надо, открывающему отличный вид на место, где у нормальной женщины должна быть ложбинка, а у нее и намека нет. Будто считав мои мысли, Эмилия насмешливо кривит губы. И опускает руки на колени. А вот прикрываться не спешит. Ну и к черту. Смотреть там все равно не на что. Драматическая пауза затягивается, и я тороплюсь ее заглушить:
– Меня зовут Роберт Константинович.
– Так вот ты какой, мой несостоявшийся убийца, – ухмыляется деваха.
Я ожидал чего угодно, но точно не этого. Нашей потерпевшей, судя по всему, палец в рот не клади. Куда только ее испуг делся? Сидит вон, оскалилась.
– Почему ты решила, что это я?
– А зачем бы еще кому-то вроде вас понадобилось обивать пороги моей палаты? Боитесь, что я на вас заявлю?
– Разве ты не в курсе, что сама виновна в аварии? – осаживаю девицу.
– В курсе. У меня был следователь, – парирует зло. – Так что если вы пришли, чтобы поведать мне эту увлекательную историю – только зря потратили время. Дядя с нарядной ксивой очень доходчиво мне все объяснил, – добавляет с язвительной улыбкой.
Ловлю себя на том, что тоже ужасно злюсь. И беспощадно хлестким ответам Эмилии, и тому, что менты ее прессанули, похоже, хотя их никто не просил жестить. Теперь ведь вообще непонятно, как с ней выстраивать коммуникацию. Медлю. Взгляд то и дело цепляется за детали. Бритый висок на контрасте с оставшейся рыжей копной, синяки, зажившие ссадины. И руки, которыми она вцепилась в плечи, отгораживаясь от меня и происходящего. Это все словно кричит – виновен.
– В общем, так, Эмилия…
– Меня все Милей зовут. – Я удивленно вскидываю брови. Какое мне дело до этого? А рыжая воспринимает мою реакцию по-своему и, хищно оскалившись, поясняет: – Я же видите какая длинная. Целый метр восемьдесят три. Поэтому – Миля. – А для пущей наглядности вытягивает перед собой тощие бесконечные ноги. А потом как будто смущается: – Да вы продолжайте. Все никак не запомню, что взрослых перебивать невежливо.
Это она сейчас намекнула на то, что я старый? Давлю взбухающее, как тесто на дрожжах, раздражение.
– Так вот, Эмилия, твоим несостоявшимся убийцей был вовсе не я.
– А-а-а, ну да. У вас, наверное, личный водитель имеется.
Почему я не могу отделаться от мысли, что она надо мной издевается? Вот не могу, и все. И ведь ее слова попадают в цель. Вот что странно. Щеки начинают гореть. У меня. Начинают. Гореть. Блядь. Щеки.
– Нет. Меня вообще не было в той машине.
– А кто был? Дайте угадаю. Ваша жена? Нет? – оживляется. – Любовница? Тоже мимо? Тогда непутевый сын?
Ей как будто и впрямь нравится эта угадайка. Глаза лихорадочно горят, щеки порозовели…
– Вообще-то дочь. Кстати, ты не могла бы чуть прикрутить подачу яда? Я же вроде к тебе нормально. Не обидел никак. Наоборот. Хочу помочь.
Девка прикусывает щеку, пытаясь скрыть очередную улыбочку. И делает в воздухе демонстративный жест рукой. Типа и впрямь перекрывает подачу. Бесит неимоверно. Стискиваю челюсти. Если так дело пойдет и дальше, вычту из ее отступных деньги на визит к стоматологу. Интересно, какого хера я это терплю? Уж не потому ли, что заслужил? Каждое, мать его, слово?
– И чем же вы мне хотите помочь?
Эмилия подтягивает к себе ноги, обхватывает руками колени. Пялюсь на ее пальцы с розовым педикюром. Длинные, как и все в ней.
– Это ты мне скажи, чем. Реабилитация, само собой, на мне, лечение. Да почему ты так пялишься?!
Дела-а-а,
