Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
не богатый дворянин, служащий чиновник. Сколько ему лет, мы не знаем, известно только, что он вдовец, старший его сын должен скоро отправиться на службу. При этом – важная деталь – жена героя рассказчика умерла от венерической болезни, которой он же ее и заразил. И это следствие его биографического опыта, мало чем отличающееся от стандартного поведенческого опыта дворянина радищевского поколения. Это касается и любовных приключений, и жестокого обращения с крепостными: путешественник в главе «Любань» вспоминает, как избил кучера Петрушку, и раскаивается.
Раскаяние Путешественника – не христианское, не освобождающее от прошлого. Скорее ввергающее в отчаяние; недаром такую роль в повествовании играет мотив суицида. Единственное, что внушает надежду, – в соответствии с просветительскими идеалами, реальность может быть исправлена, если разум и чувства будут преобразованы, найдут путь друг к другу. Рассказчик начинает обсуждать с читателями возможные пути преобразования крепостной России. Один из них (глава «Хотилов») – реформы сверху. Другой – правильное воспитание (глава «Крестцы»). Третий – и это, видимо, вызвало особое возмущение Екатерины Великой – крестьянский бунт (глава «Зайцово»). Но, быть может, главное сказано в главе «Тверь», в состав которой Радищев включил оду «Вольность» с ее сквозной идеей: народ имеет право совершить переворот, если сил терпеть произвол больше не осталось.
Важно подчеркнуть: эта ода – не смысловой итог, не финальный вывод, но всего лишь одна из версий выхода из политического тупика, которые предложены на суд читателя. Общий знаменатель этих версий – нужно относиться к крестьянину как к равноправному человеку; в империи крестьяне перестали быть гражданами, и в этом ужас. Надежду рассказчику дает опыт крестицкого дворянина, который готовит детей своих к мирным преобразованиям. Но если мирный путь не сработает, придется решиться на насильственные перемены.
Текст «Путешествия» включает в себя разные так называемые «чужие» тексты. Это и как бы случайно найденные путешественником два «проекта в будущем», и «Наставление отца детям», и «Краткое повествование о происхождении цензуры», и, наконец, ода «Вольность». Если что и есть радикального-революционного в «Путешествии», то это не отвлеченные политические идеи, а литературные практики: в главе «Тверь» путешественник встречает «новомодного стихотворца», автора оды «Вольность», в котором мы узнаем самого Радищева. Автор отделен от рассказчика и показан извне, словно бы отражен в литературных зеркалах.
Что почитать
Пушкин А.С. Александр Радищев // Любое издание.
URL: https://rvb.ru/pushkin/01text/07criticism/01criticism/ 0536unpubl/0970.htm?ysclid=lsejfcao45617515639.
Лотман Ю.М. Из книги «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства» (XVIII – начало XIX века). URL: https://sobolev.franklang.ru/index.php/xviii-vek/44-yu-lotman-a-n-radishchev?ysclid=lseq8on8m4272062791.
Бабицкая Варвара. Путешествие из Петербурга в Москву. URL: https://polka.academy/articles/643?block=4370.
Что посмотреть
Разумовский Феликс. Дело №. Радищев: книжное дело. URL: https://www.youtube.com/watch?v=n2Tk1te0ScM.
Карамзин (1766–1826)
Большая русская литература (не путать со средневековой словесностью) началась со скромной повести, опубликованной в 1792 году 26-летним молодым писателем Николаем Карамзиным. Текст «Бедной Лизы» уместился на нескольких журнальных страницах, повесть повторяла многие «ходы» тогдашней европейской прозы, и никто тогда не мог подумать, что из нее, как из плодородной почвы, произрастут десятки грандиозных книг, от «Кавказской пленницы» до «Пиковой дамы» и от «Преступления и наказания» до «Воскресения». И что образ главной героини станет настоящей матрицей, лекалом, по которому великие писатели будут кроить своих бесчисленных персонажей – Баратынский «Эду», Пушкин «Барышню-крестьянку» и бедную воспитанницу Лизу. Достоевский – Лизавету Ивановну, несчастную сестру старухи-процентщицы, и блаженную Лизавету. Но вышло именно так.
Конечно, повесть была дерзкая. Вообще, молодой Карамзин любил нарушать границы литературного приличия; стратегия его писательского поведения была скорей похожа на стратегию Владимира Сорокина, чем благовоспитанного реалиста. Он последовательно проверял на прочность цензурные и моральные границы своей литературной эпохи; в «Бедной Лизе» с симпатией описал самоубийцу, в «Острове Борнгольм» с плохо скрываемым сочувствием изобразил инцест.
Но только дерзостью его успех не объяснишь; все гораздо интересней и сложнее. В его короткой повести был создан первый самобытный образ русского литературного героя – и в этом главная причина колоссального успеха. Проблемы, поставленные им перед читателем, вторичны: Гёте написал своего юного Вертера на 18 лет раньше, предромантики давно уже покусились на религиозные и этические табу, тут ничего принципиально нового не было. Но героиня – по-настоящему неповторима. Она произросла на русской почве. Конечно, настоящая свобода автора совсем не в том, чтобы полностью закрыться от чужих влияний; если он по-настоящему свободен, то ему не страшно взять за образец чужое. Но до этого уровня нужно еще дорасти. А для начала кто-то должен оттолкнуться от чужих примеров и попробовать создать свое, неповторимое и незаемное. И в этом смысле Карамзин был первым.
Его старшие современники умели хорошо копировать: автор авантюрных романов Михаил Чулков («Пригожая повариха, или Похождения развратной женщины», 1770) работал по лекалу плута-пикаро из европейского плутовского романа, чувствительные любовники Федора Эмина («Письма Эрнеста и Доравры», 1766) были словно списаны с героев «Юлии, или Новой Элоизы» Ж.Ж. Руссо. А те, кто подобно сатирику Владимиру Лёвшину («Повесть о новомодном дворянине») пытались подсмотреть героев жизни, не умели создавать объем. Их персонажи – плоские и однозначные, как говорящие фамилии: Негодяев, Развратин, Лицемеркин, Подлянкин. Что же до героев философско-сатирической прозы Ивана Андреевича Крылова, то это просто отвлеченные идеи, представшие в виде людей. Ни характеров, ни судеб; сплошные однозначные эмблемы. Для басен, за которые он примется в начале XIX века, это хорошо. А для большой сюжетной прозы – маловато.
Единственный из современников Карамзина, кто выбивается из этого ряда, – Александр Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву» вышло за два года до «Бедной Лизы» (1790); здесь уже есть робкая попытка показать характеры – без оглядки на чужие образцы. Стряпчий, Пахарь, Карп Дементьич, сам Рассказчик… Но тогда же, в 1790-м, автор был приговорен и выпал из живой словесности; первое российское издание «Путешествия» оказалось, к сожалению, единственным – вплоть до Октябрьского манифеста 1905 года.
Так и вышло, что именно «Бедная Лиза» развернула русскую литературу в новом направлении. Читатель получил принципиально иной тип героя; это не маска, не тип, не эмблема, а живой неоднозначный образ, со множеством противоречий, многократным усилением вины – и готовностью рассказчика сочувствовать виновнику чужого горя. И конечно же, образ Рассказчика не менее, если не более важен, чем характеры персонажей, Лизы и Эраста.
Прорыв Карамзина не был подхвачен современниками; его находки тиражировались во множестве эпигонских сочинений 1810-х годов, лишаясь глубокого смысла. Но победителем в литературе всегда оказывается тот, кто сумел дождаться своего часа и прорасти в будущее. Карамзин – дождался. Его опыт пригодился Пушкину; это и решило дело.
Бедная
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
