не поняла.
— Ясно, — ответил Иномир и замолчал.
— А что это была за девушка в озере?
— Девушка? — с подозрением переспросил он. — Какая девушка?
— Не знаю, на утопленницу похожа, она меня с собой на дно хотела забрать. — Мила поежилась, как вспомнила ее страшное лицо, и ей даже показалось, что где-то вдалеке снова послышался жуткий тихий голос.
— Сдается мне, что ты от испуга ее придумала, — наконец произнес Иномир. — Ты лучше расскажи про свою деревню. Вряд ли она чем-то отличается от моей — одеваешься ты так же, как и мы.
— Стану я тебе говорить. — Мила сложила руки на груди. — Одним уже рассказала, так они меня в страшном лесу оставили. Что же с твоей деревней-то не так?
— А кто его знает, — вздохнул он, — меня в ней давно не было… Помнишь то изваяние в деревне? — Мила кивнула. — Я, когда приехал, сразу его заметил и почуял что-то неладное. Стал расспрашивать местных, но никто особо со мной не стал говорить. Я понял одно — на поклоны к нему ходят и просят урожай хороший в этом году принести. Но оно и понятно, с голоду никто не хочет умирать из-за Черного ельника.
— А причем здесь Черный ельник?
— Ну, — протянул Иномир, — много лет назад поля вдруг начали зарастать страшными елями. Всего за один день они захватили все в округе. Плодородная черная земля сменилась серой, весь урожай погиб, начался голод, и многие деревни или совсем исчезли, или заметно поредели. От того этот край и такой бедный: народ здесь с трудом сводит концы с концами. Видать, Старейшине совсем стало тяжело, и он обратился к какому-то духу за помощью. Уж не знаю, какие они ему жертвы приносят, но вели тебя, похоже, именно с этой целью. Сдается мне, что за одну тебя они бы всю деревню на год вперед прокормили бы.
— Какой ужас, — Мила прикрыла рот ладошкой, — они что, на убой меня вели? А почему именно меня?
— Как же много вопросов, — громко вздохнул Иномир и почесал голову. — Что ты от меня хочешь? Я тебя уже спас. В моей одежде вон сидишь, мою еду ешь. На том спасибо скажи и спать ложись.
Мила ничего не стала ему отвечать, лишь придвинулась ближе к костру в надежде, что тепло укроет от дурных воспоминаний. Но в голове как на зло крутились воспоминания о том, как в молчании ее вели на погибель. Что тогда, что сейчас тишина только сильнее давила.
— Я слышала, у тебя мама умерла, — вдруг сказала Мила. — Ты за этим приезжал?
— За этим, — уже с заметным недовольством ответил Иномир.
Мила обняла колени и стала смотреть на костер, представляя, что могло случиться, если бы Иномир за ней не вернулся. Но вдруг на смену благодарности пришло неприятное озарение.
— Ты же все знал, — тихо произнесла она. — Ты же все знал и ничего мне не сказал! — Ее голос стал громче. Она бросила на Иномира взгляд в надежде увидеть на его лице муки совести, но он оставался спокойным, только лишь плечами пожал.
— Вообще-то, я тебя предупреждал. Но слушать ты не стала. Да и скажу честно: не моя работа заблудившихся девиц спасать. — Он резко замолчал, поджал губы и взглянул на нее. — Но раз ты меня спасла, из ручья меня достала, значит и я за тобой должен был вернуться. Только теперь не знаю, что с тобой делать.
— У тебя конь есть. — Мила выпрямилась и кивнула в сторону Белогрива. — С ним же любое расстояние не страшно. Отвези меня домой. И сочтемся за спасение друг друга.
— Не все так просто. — Иномир покачал головой.
— Мои братья, — оживилась Мила. — Все что угодно на свете отдадут за меня: землю, скот, урожай — у нас хозяйство большое. Мое приданое, в конце концов, — оно богатое. Ничего не пожалеют, только отвези. — Она так сильно разволновалась, что подскочила на ноги и приложила ладонь к груди. — Иномир, пожалуйста, я так хочу домой. — Но он лишь усмехнулся, и она поняла, что все-таки попала не в добрые руки. — Скажи, ты разбойник, да? Ты меня похитить решил?
— Похитить? — улыбнулся Иномир. — И для чего же, если не секрет?
— Тебе лучше знать, — бросила Мила и уперла руки в бока. — В мальчика меня переодеваешь, отходить не разрешаешь, от дома увозишь. Все ясно как день — продать меня хочешь.
— И кому же, интересно? — Иномир развернулся к ней. По его довольному виду было видно, что он над ней потешался, и Мила вспыхнула от досады.
— Я не знаю, — с раздражением ответила она и почувствовала, как слезы обожгли глаза.
— Слушай, ты же видела, что там сегодня творилось. — Иномир перестал улыбаться и тяжело вздохнул. — День долгий был, ложись спать. Утром что-нибудь яснее станет. Но если хочешь идти — иди. Я тебя силой не держу. Только ты сама говорила, что босая далеко не уйдешь.
Конь громко фыркнул. Мила села обратно, спряталась за языками пламени и вытерла слезы длинным рукавом рубахи. Вновь поставила котелок на огонь, взяла тонкую палочку и стала мешать забурлившую воду. Поправила пояс, наполнила деревянную кружку и подошла к Иномиру.
— На, — протянула ему горячую воду, — даже если ты разбойник, все равно тебе согреться надо.
Иномир внимательно на нее посмотрел, взял кружку и громко, с придыханием отхлебнул. Мила постаралась легко вздохнуть, потянулась и взглянула в ночное небо.
— Ты будешь спать? — спросила она.
— Нет, — твердо ответил он и выпрямился.
— А я вот что-то утомилась, — зевнула она, вернулась к костру, легла на землю и положила руку под голову.
Только спать Мила совсем не собиралась. Из-под полуоткрытых век наблюдала за Иномиром. Он продолжал просто сидеть, но вскоре начал хлопать глазами и широко зевать. На ее лице появилась довольная ухмылка, и она замерла в ожидании.
Мила очень хорошо понимала, что должно было дальше произойти. Она много знала о травах, и часто они помогали то с простудой справиться, то головную боль вылечить. Но больше всего толку было от сизоцвета. Иногда, когда братья запрещали ей идти с подругой на вечерние танцы, она после ужина предлагала им мятный отвар. А сама сизоцвет в него добавляла, так что те засыпали прямиком на лавках и ничего с утра не помнили.
Но Иномир намного крепче оказался. Она заварила ему вдвое больше, а он все еще сопротивлялся. Звонко бил себя по щекам. Расстегнул рубашку и глубоко дышал. С ужасом подумалось, а не ошиблась ли она в цветах, которые сегодня собирала. Но когда Миле уже показалось, что его
