тебе… Чтобы Даше не мешать.
– Окей, – кивает Марат. – Тогда до встречи!
Как только он уходит в общагу, я натыкаюсь на строгий взгляд Дашки. Она скрещивает руки на груди и явно не собирается двигаться.
– Ты ведь не поэтому будешь заниматься с ним не в нашей комнате! Не потому, что боишься помешать мне. А потому, что надеешься застать там Кирилла! – она кивает на окна комнаты Марата.
И да, она меня поймала.
– Я понимаю, Даш, что это глупо – искать с ним встречи… И знаю, что ты больше не хочешь даже говорить о Кирилле… Но неужели тебе не интересно, почему он так просто отказался от друзей?
– Нет! – отрезает подруга. В ней явно говорят обида и гордость. Но потом она неуверенно добавляет: – К тому же он вроде бы всё сказал уже… Что у него новые друзья. Или ты думаешь, что в своей комнате он скажет тебе намного больше?
Этого я не знаю. Но попытаться стоит. Пожав плечами, отвечаю подруге:
– Я попробую поговорить с ним ещё раз, если представится возможность. Но на этом всё. Навсегда закрою эту тему.
– Господи, Аська… Выглядит так, будто ты оправдываешься передо мной, – она смягчается и начинает улыбаться. – Ты влюблена в Суворова, наверное, целую вечность. Едва справилась с его отъездом. И вправе делать всё, что хочешь. Мне просто за тебя обидно. Ну что за козёл, а? Так и надавала бы подзатыльников этому кретину!
Я тоже улыбаюсь. После разговоров с Дашей мне всегда легче. Она умеет всё разложить по полочкам. Хочу сказать ей спасибо и ещё как-то выразить благодарность, но меня прерывает голос мамы.
– Ася, можно тебя на минуточку?
Бросаю взгляд себе за спину. Мама идёт по дорожке от учебного корпуса, направляясь к нам.
– Добрый день, Татьяна Геннадьевна, – говорит ей Даша. Потом бросает мне: – Ладно, я в комнату, – и сразу уходит.
Я же направляюсь навстречу матери. Мы с ней немного повздорили этим утром из-за тех ужасных слухов про неё и директора. Только вот она совсем не хочет комментировать происходящее. Типа это не моё дело. Из-за этого и поругались, потому что её личная жизнь напрямую затрагивает меня.
– Как твой первый день? Всё нормально? – спрашивает она будничным тоном, когда мы оказываемся напротив друг друга.
Итак, мой первый день…
Кирилл внезапно вернулся и не хочет меня замечать. Ника выпотрошила мой рюкзак. Тимур потоптался на моём учебнике. И мы согласились на игру в прятки по новым, наверняка каким-то ужасным правилам. А ещё чуть позже Гордеева продемонстрировала половине класса мои трусики. И, ко всему прочему, между Кириллом и Никой что-то происходит.
Так как прошёл мой день?
Я спокойно отвечаю маме:
– Всё как всегда. Ничего нового.
А потом произношу с нажимом:
– А у тебя?
Кажется, мама улавливает мой намёк и отвечает с подчёркнутой невозмутимостью:
– Я не буду обсуждать с тобой то, что происходит у нас с Денисом… Викторовичем. И не собираюсь выставлять это напоказ всей школе.
– Да! Но это уже обсуждается! – с отчаянием восклицаю я.
– Поговорят и перестанут, – беспечно отмахивается мама и быстро меняет тему: – Лучше скажи мне, как там Кирилл? Я только сегодня узнала, что он вернулся. Его фамилия лишь этим утром появилась в списках.
– Да, вернулся, – ком встаёт в горле, когда я вспоминаю о нём. – Всё нормально.
– Как-то невесело прозвучало, Ася. Вы поругались?
Мне кажется, или в голосе матери действительно прозвучал повышенный интерес? Словно она жаждет нашей ссоры?..
Да нет… Нет… Показалось!
Я решаю закрыть тему Кирилла в разговорах с ней раз и навсегда.
– Мы больше не дружим, у него теперь новая компания, – произношу как можно равнодушнее.
Мама протягивает руку, гладит меня по плечу.
– Закончишь школу, уедешь в институт – и совсем забудешь прежних друзей, потому что заведёшь новых. Это нормально.
Мимо проходят мои одноклассники. В том числе и Ника. Я поспешно отстраняюсь от мамы. Каждый раз, когда они видят нас вместе, считают, что я стучу на весь класс. А я вообще никогда не посвящала её в свою жизнь и жизнь класса. Пыталась однажды, ещё в седьмом, рассказать маме о том, что Соболевы задевают меня. Она отреагировала на это довольно бесстрастно. Мол, не обращай внимания, просто учись, ведь ты здесь именно за этим. Тогда мне на помощь пришёл Кирилл. А к маме я больше с подобными разговорами не подходила.
– Ладно, мне уроки надо делать, мам, – делаю шаг назад. – Ещё увидимся.
– Давай, беги, – мягко улыбается она, не двигаясь с места.
Я начинаю пятиться, а она просто смотрит на меня нечитаемым взглядом.
Иногда внутри себя я задаюсь вопросом – она вообще меня любит? Знаю, что когда я была маленькой, и папа жил с нами, мама была другой. Доброй, искренне интересующейся моей жизнью. А потом они с папой развелись, и её как подменили. Словно с тех пор она решила для себя, что я – её проект. Что она должна сделать из меня успешную женщину. Помню, как она билась за место завуча в этой школе, говоря при этом, что поступление сюда очень важно в первую очередь для меня. Учиться вместе с детьми обеспеченных родителей – это же так престижно!
Да уж… Очень!
Развернувшись, забегаю в корпус и направляюсь к своей комнате. Даша занимается, и я тоже берусь за уроки. Только сначала переодеваюсь в нормальную одежду – джинсы и футболку. А когда заканчиваю с уроками на завтра, хватаю учебник английского и, зажав его под мышкой, собираюсь к Марату. Но сначала замираю перед зеркалом.
Даша отрывает взгляд от своей тетради.
– Ты хорошо выглядишь, Ась. Намного лучше, чем Гордеева. Она вся какая-то ненатуральная, что ли.
Я благодарна подруге за её слова, но Ника всё же первая красавица школы, как все считают.
– Кирилл идиот, что не замечал твоей любви. Знаешь, что бы я сделала, будь я на твоём месте?
– Что?
– Я бы влюбила его в себя и заставила страдать. И ни за что не показала бы своей увлечённости им, чтобы он помучился.
– Звучит как план, – отзываюсь я, улыбнувшись своему отражению в зеркале.
На самом деле – без шансов. Ведь за прошедшие четыре года Кирилл ни разу не проявил какой-то особой симпатии ко мне. Как парень к девушке. Сёстрёнка, белочка, белка – так он меня называл.
– Точно! План! – вдруг восклицает Даша.
Крутанувшись в кресле, вскакивает и приближается ко мне. Выхватывает учебник английского, бросает его на кровать. Я смотрю на неё с недоумением.
– Ась, я знаю,
