Из-за появления атомных ледоколов впервые в истории мореплавания появились морские карты выше 82-й параллели. Раньше они были просто не нужны.
Атомные ледоколы максимально безопасны. И внутри и снаружи. В отличие от дизельных ледоколов они не загрязняют природу Арктики.
Не знаю как, но мне удалось развернуться, и теперь на полной скорости мы все-таки мчались к институту.
Я догадался и отпустил педаль. Но ход не замедлился. Я попытался покрутить ручки руля – ничего не произошло. Долбанул кулаком по дисплею, и вдруг снегоход перестал рычать. Скорость начала снижаться. Но она снижалась намного медленнее, чем приближалась стена института. Я увидел сугроб и резко свернул.
Снегоход врезался в сугроб, и его нос плотно там застрял. Петя навалился на Наташу, Наташа на меня, меня втиснуло в руль.
Какое-то время Наташа лежала у меня на спине, тяжело дыша, а к ней привалился Петя.
– А ну слезь! – вдруг опомнилась Наташа и толкнула почему-то сначала меня и только потом Петьку. – Я чуть не поседела от страха! – сказала Наташа. – Ты не водитель – ты псих какой-то.
Я принял оскорбленный вид.
– Это экстрим называется. Прокатил вас с ветерком, чтобы на всю жизнь запомнилось.
Я попытался выдернуть снегоход из сугроба, но тот крепко застрял.
– Пойдемте, снегоход потом откопаем, – сказал я и огляделся.
Меня поразило, как здесь было безлюдно! Обычно двери института постоянно открываются и закрываются, люди проходят туда и обратно, рядом стоят машины, а сегодня будто все люди куда-то исчезли!
Наташа поднялась на одной ноге.
– Болит? – спросил Петя.
– У меня ноги окоченели! Я их вообще не чувствую!
– Ты, главное, на больную не наступай, – посоветовал Петя. – Ты лучше прыгай, а то мало ли что может случиться! Вот так!
И Петя запрыгал.
Коту это не понравилось.
Наташе тем более.
Она закатила глаза. Но я с Петькой согласился, поэтому она, облокотившись на мое плечо, с трудом запрыгнула на ступеньки, я подвел ее к раздвижной двери и… врезался в стекло лбом! Двери почему-то не разъехались передо мной.
Я встал, не понимая, что происходит, и стал махать перед дверью рукой, чтобы она открылась.
– Я что, перед тобой теперь все двери открывать обязан? Я в привратники не записывался! – Петька неожиданно толкнул дверь, и она открылась вовсе не так, как открывалась раньше. Дверь оказалась на петлях!
– Когда это они успели двери сменить? Я только вчера тут был… – пробормотал я.
В холле тоже было пусто.
Охранник куда-то отлучился, и мы прошли через проходной пункт совершенно свободно.
В здании института я ориентируюсь отлично, у меня отец тут работает. И если бы Наташа так не хромала, а Петя не мешался бы под ногами, то до медпункта мы дошли бы очень быстро.
Наконец коридор с окном во всю стену привел нас к двери в медпункт.
– Как же я не люблю всех этих врачей, – сказала Наташа, глядя на табличку.
Я попытался ее успокоить:
– Не стоит волноваться. Тут работает мамина сестра тетя Аня. Она добрейший человек.
– Какая еще тетя Аня? Ты же говорил, что твоя тетя живет в Москве, – пробасил Петя.
– Ничего я такого не говорил!
Мы ввалились в медпункт.
В небольшом холле перед несколькими дверями в разные кабинеты за длинным столом сидела какая-то незнакомая медсестра в бледно-розовом халате. Она играла в тетрис! Кто не знает, это такая старинная игрушка с маленьким черно-белым дисплеем, на котором надо составлять ряды из фигур. Я такую видел только на старых фотках.
Медсестра кинула на нас быстрый взгляд, но продолжала нажимать на кнопки. Ее даже не удивило, что Наташа стоит на одной ноге, опираясь на меня.
Я, набравшись духу, спросил:
– Здравствуйте, извините, пожалуйста, а тетя Аня сегодня работает?
– Какая тетя Аня? – пробормотала медсестра, не отрываясь от игры.
– Степанова, – сказал я, – моя тетя.
– Ну вот! Такой уровень проиграла! – Медсестра швырнула тетрис в тумбочку и посмотрела на нас с явным раздражением: – Я ни о какой Степановой не слышала. Сегодня работает Василий Петрович Захаров, и он принимает только работников института.
– Ну, может быть, нас посмотрят в порядке исключения? – спросил я и неожиданно добавил шепотом: – У меня папа тут работает.
– У нас на острове половина пап работает в институте, – ответила медсестра строго, – однако своих детей они лечат в детской поликлинике.
– Но я ногу подвернула и не могу идти! – сказала Наташа ангельским голосом. – Вот! – И она подняла ногу так высоко, что женщина разглядела Наташину кроссовку, даже не приподнявшись со стула.
– Может быть, перелом или, того хуже, вывих, а может быть, даже гангрена, – сказал Петя.
Медсестра вытянула шею и увидела кота, а кот увидел ее.
– Мяу, – сказал кот загадочно. Что это означало, никто не знал.
– Ой! – Медсестра всполошилась.
А вот, что эта фраза означает, мы поняли сразу. Еще до того, как медсестра вышла из-за стола и открыла дверь.
– Сюда с котами нельзя! Ну-ка, выйдите немедленно!
– А как же нога? – спросил я.
– Вот девочка пусть остается, а вы постойте в коридоре.
– Конечно-конечно! – тут же согласился я, выталкивая Петьку. – Только вы уж, пожалуйста, пообстоятельней ее ногу обследуйте! И обязательно на рентгеновском аппарате просветите как следует!
– На каком еще аппарате? – удивилась женщина.
– На том, где людей насквозь видно, – сказал я растерянно.
– Что еще за ерунда? Вот что, мальчики, идите в коридор и там ждите, мне сейчас не до ваших глупостей. Доктор сам знает, что делать.
Мы с Петей остались за дверью. Петя посмотрел на меня так, будто я только что выиграл соревнование «Самый большой олух».
– Вечно ты, Вася, всякую фигню придумаешь, а я за тебя красней!
