лазать в камины… Сказала, не хочет остаться без внуков и в целом схоронить сына преждевременно. Джек тогда возмутился: мол, деньги для них важнее возможной болезни, но мать плакала, умоляя его не вгонять ее в гроб переживаниями за сына, и Джек забросил это занятие.
Про Клару Огден в Уайтчепеле говорили, что она не от мира сего, за глаза величая «королевой в дырявом платке»: виданное ли дело, чтобы нищим быть разборчивыми сверх меры, а она, родившаяся в деревне, мечтала о чистом воздухе и лучшем будущем для своих детей.
Жаль, Энни так этого будущего и не дождалась…
За этими мыслями Джек заглянул в дымоход, убедился, что шахта прямая, не Г-образная, что сильно бы затруднило подъем, и, памятуя о прошлом, вдохнул чистого воздуха и полез в печную трубу. Ее стенки мгновенно сомкнулись со всех сторон разом, сдавили его, как тисками, а сажа, забившись в нос, легкие и как будто в каждую клеточку кожи, вызвала приступ острого удушения. Джек подумал, что просто-напросто задохнется в этой трубе, умрет как какая-то крыса, застрявшая в мышеловке. Кровь стучала в висках. В глазах потемнело… возможно, от сажи, висевшей вокруг черным облаком.
«Ты сможешь! – произнес уверенный голос в его голове. – Ты сможешь всё, что захочешь. Верь мне!», и Джек усилием воли протолкнул себя по трубе. Раз… другой… третий… Он увидел край мутного неба, который, несмотря на отсутствие звезд и висевший в воздухе смог, все-таки был много ярче его узкого ада, забитого сажей. Еще один последний рывок – и он вывалился наружу, распластавшись на крыше и отплевываясь от сажи.
Как же чудесно выбраться на свободу!
Он лежал, ощущая тихий восторг и почти не чувствуя боли в больной голове и ободранных в кровь локтях и коленях.
А потом пришло осознание: если он привел Кукловода в дом мистера Мейбери, значит, ему за это и отвечать. Джек был уверен, что названный джентльмен лежит где-то неподалеку с проломленным черепом. О причинах случившегося он старался не думать… Просто привстал и подполз к краю крыши, глянув вниз. Внутренняя стена, её сверху до низу оплетала густая сетка плюща. Джек рассудил, что, либо шпалера выдержит его вес, либо он свалится с высоты трех этажей – в любом случае, он не мог оставаться здесь дольше. Он обязан был действовать, и нащупал ногами первую перекладину.
Перенес на нее вес своего тела, и обрадовался, ощутив, что доска под ним не прогнулась.
«Все получится, Джек», – снова подбодрил внутренний голос.
И Джек начал спускаться...
Хватался за лозы, стараясь не переломить перекладины, и двигался к освещенному окну на втором этаже, которое, словно свет мотылька, приманило его, едва он заметил его. Подобравшись к нему, Джек, наконец, заглянул внутрь и обомлел: на стуле посреди комнаты восседала красивая кукла с… испуганными глазами. «Кукла» не шевелилась, словно, действительно, была сделана из фарфора, но её густые ресницы нет-нет да подрагивали, полутенями ложась на бледные щеки. Волосы светло-каштанового оттенка, уложенные в прическу, кокетливо завивались у самых висков. Незнакомка, а была она, конечно, живой, поражала удивительной красотой! Джек подумал, что никогда не встречал таких девушек прежде. Да и где было их встретить в трущобах его родного района… Эта точно была из благородных.
И вдруг незнакомка заметила его. Заморгала ресницами чаще, дернулась, как бы порываясь что-то сказать, но заткнутый кляпом рот этого не позволил. «Помоги мне!» взмолились глаза незнакомки.
И Джек толкнул створку окна, поддастся ли... Поддалась. Он поставил ноги на подоконник и легко спрыгнул в комнату.
В ней витал одуряющий аромат чайных роз… Густой, как кисель, он казался не лучше запаха сажи, покрывавшей Джека с головы до ног, и кружил голову до дурноты.
Даже подташнивало...
– Мисс Блэкни, – спросил Джек, вынимая кляп изо рта девушки, – это вы?
Та судорожно, с надрывом вдохнула и, кивнув, прошептала:
– Только тише! Он может вернуться в любую секунду. Кто ты? – последовал быстрый вопрос. – Откуда узнал, где искать меня?
– Я не знал. – Джек отчего-то смутился. – Только хотел помочь мистеру Мейбери…
Девушка ахнула, глубину карих глаз затопил такой искренний ужас, что, выплеснувшись наружу, он как будто окатил собой Джека… И в нем что-то щелкнуло: раз! – он словно прозрел. События минувших двух дней пронеслись перед ним хороводом: внезапно освободившееся место служанки, которое заняла теперь Ханна… золотая цепочка мисс Блэкни на теле безымянной утопленницы... нежелание Мейбери признавать, что мисс Блэкни, возможно, жива…
Он пошатнулся, вцепившись в спинку стула мисс Блэкни.
И тут:
– Здравствуй, мальчик, – произнес Мейбери, входя в комнату и закрывая за собой дверь. – Ты оказался проворней, чем я ожидал. Дымоход? – Он окинул взглядом его вымазанную одежду. – Что ж, тебе удалось меня удивить. Браво, Джек! – Он похлопал в ладоши. – Знаешь, я думал, ты убежал – рад, что это не так. Не хотелось бы искать тебя в той клоаке, из которой ты вылез! – И совсем другим тоном: – Ты уже познакомился с нашей милой Амандой? – Он схватил девушку за подбородок, и та зашипела как кошка. – Согласись, дивно как хороша... просто куколка, ты не находишь? – Мейбери облизнулся.
– Убери свои грязные руки, больной ты ублюдок, – прошипела мисс Блэкни.
И Мейбери наигранно возмутился:
– Ай-яй-яй, такое ангельское лицо… и такой дьявольский язычок.
Аманда дернулась, порываясь освободиться, но Мейбери только сильнее вдавил пальцы в ее подбородок.
Джеку сделалось нестерпимо противно и жутко, заскребло в горле, как при простуде.
– Вы и есть Кукловод, – произнес он бесцветным, пустым голосом. – Вы и есть убийца сестры. Все это время, пока я думал, что помогал вам, вы знали, где спрятали вашу кузину и потешались над доверчивым простачком. Мне стыдно, что я раньше не догадался!
– Признаю, я несказанно повеселился, – признался Мейбери, пожимая плечами. – Ты был так трогателен в своем желании услужить. Так безыскусен… Нищий правдолюбец из Уайтчепела! Может ли быть что-то забавней? – Он вскинул бровь, наслаждаясь возмущением Джека и его крепко сжатыми кулаками. – И, знаешь, должен поблагодарить тебя, Джек: ты во многом облегчил задачу, стоявшую передо мной. Ты, сам не понимая того, напрямую привел меня в полицейский участок, где моя… утопленница-служанка сыграла свою лучшую посмертную роль. С руками, конечно, вышла заминка, – вынужден был признать он, – но, в конце концов, убитые горем, Риверстоуны вряд ли бы обратили на