испытывающе поглядела на меня.
Но я же не маленькая, напоминать сьере графине, что история отборов в нашем королевстве известна даже золотарям и трубочистам. Если тетушке угодно начать разговор от Первохвоста, то упаси Крадущаяся ее перебить! Будешь безжалостно отчитана, обвинена в нежелании учиться, непочтительности и неуважении к старшим… а тетушка все равно скажет, что хотела и как хотела.
— Вы меня слушаете, сьёретта племянница?
— Внимаю со всей почтительностью. — заверила я. — Полагаю, в соседних державах не потерпели бы, чтобы их принцесс… отбирали. Они же не могут все выиграть, а значит, как только одна принцесса будет признана лучшей, остальные неизбежно окажутся хуже. А это уже оскорбление династии.
— Еще бы! — проворчала тетушка, нервно стискивая теплую чашку в ладонях. — Тем более, что первый отбор муж Гедвиги провел весьма быстро, прямо над телом жены. Ткнул окровавленным мечом в визжащих фрейлин… — в голосе тетушки мелькнуло неодобрение — визжать, пусть даже при виде зарубленной царственным супругом королевы, она считала неприличным. Самое большее, что может себе позволить в такой ситуации благородная сьера — упасть в обморок и лежать в нем тихонько, не привлекая внимания вооруженного монарха. — …и сказал: «Грудь, вроде, неплохая, да и мордашка славная, вот ты и будешь королевой!»
Я поглядела на тетушку с интересом — такого я в книгах по истории не читала. Тетушка в ответ только многозначительно улыбнулась уголками губ:
— Их сын, правивший в гораздо более спокойные и благополучные времена, наоборот, подошел к выбору супруги дотошно и внимательно. Настолько, что несостоявшихся кандидаток в королевы потом замуж брать отказывались, пришлось Его Величеству подыскивать женихов бедным девушкам. Некоторые не хотели…
«Женихи? Или девушки?» — мысленно хмыкнула я.
— И те, и другие. — тетушка поглядела на меня неодобрительно. — Следите за лицом, графиня. На нем может быть написано что угодно, но только не то, что вы и вправду думаете.
— Просто раньше вы мне такого не рассказывали!
— При дворе с вами неизбежно произойдет множество такого, чего раньше не происходило. Так неужели всем следует знать, что вы по этому поводу на самом деле думаете?
Как ни противно признавать, но она права. Я старательно устыдилась, но тетушка все равно осталась недовольной:
— Воспитанной сьёретте следует показывать стыд, когда она слышит о всяческих старинных неприличностях. Стыд, а не кошачье любопытство!
Возлежащая на теплом от солнца подоконнике тетушкина пушистая любимица тихонько мяукнула, будто спрашивая, не о ней ли речь.
— Ах, да причем здесь ты! — досадливо отмахнулась тетушка. Кошка поглядела на нее презрительно, давая понять, что уж она-то всегда причем, и снова ткнулась мордой в лапы. — Эти отборы стали, конечно, не единственной, но одной из причин того самого восстания знатных фамилий, во время которого мы лишились старого замка. — тетушка резко отставила чашку и сцепила пальцы.
Я во все глаза уставилась на это почти невероятное для несгибаемой старой дамы проявление чувств.
— Отборы сохранились, но со временем приобрели не столь вопиюще бесстыдный характер, все больше напоминая светские сезоны и дебютные балы наших соседей. — тетушка продолжала разглядывать сцепленные пальцы. — Их стали проводить каждый год: юноши присматриваются к девушкам, родители девушек — к юношам, действующая королева отбирает новых фрейлин, королевский комендант — гвардейцев… Кроме того единственного, который и впрямь получает титул королевского отбора: когда женится король или наследник престола. И осчастливливает супружескими узами сподвижников своего царствования! Верных… или неверных, тоже бывало… — она стиснула пальцы до побелевших костяшек. — Мне пишут из столицы — нынешний отбор объявлен королевским.
Я медленно и аккуратно вернула чашку на блюдце. Не знаю, сумела ли я совладать с лицом, но расплескать чай и впрямь было бы верхом неприличия.
— Его величеству пятнадцать лет.
— При дворе предпочитают говорить «почти шестнадцать». — блекло улыбнулась тетушка, и я поняла, что она… боится. Моя невозмутимая и непоколебимая тетушка — боялась! Мало того — позволяла мне это заметить! — Как вы знаете, несмотря на долгое отсутствие при дворе, у меня в столице еще остались подруги по пансиону.
Тетушка запустила пальцы в конверт, и вытащила не одно, а сразу четыре письма с отчеркнутыми ногтем строчками. Разложила их на чайном столике, как полководец — карты.
— Главная причина в дочери герцога Гардеро.
— И что с ней?
— Ей скоро двадцать.
— Полагаю, при дворе предпочитают говорить «минуло девятнадцать». — пробормотала я, всматриваясь в бисерный почерк тетушкиных подруг. — Разница в четыре года между ней и королем все равно никуда не денется, а тянуть с замужеством герцогессы еще год будет откровенно неприлично.
Я пока еще не понимала, почему тетушка так взволнована, ведь этот союз никак не касается наших планов. Но спрашивать не стала — раз взволнована, значит, касается.
— Сподвижники, дорогая племянница, сподвижники… — вздохнула она.
— У юного короля и сподвижники наверняка юные. Их гувернеры за такую шалость, как женитьба, коленями на горох не поставят? — не удержалась я.
— Оставьте неуместные шутки! — тетушкино раздражение было настолько велико, что она даже позволила себе стукнуть кончиками пальцев по столу. Для меня этот негромкий хлопок прозвучал как взрыв, враз разогнав и без того напускную веселость.
Тетушка снова схватилась за чашку, явно чтобы занять руки, и глухо сказала:
— В чем регенту Гардеро не откажешь, так это в умении ждать. Восемь лет назад, во время переворота, он не стал лишать побежденных всего, зная, что наступит этот день. Дал возможность привести в порядок поместья и покрыть долги… а тем временем у тех, кто свергал бедного неудачника Вальеро…
За окном гулко стукнуло, будто уронили что-то тяжелое, но тетушка не обратила внимания.
— …подросли сыновья. И если старшие со временем наследуют своим отцам, то средним и младшим нужны чины, должности, а главное, собственные земли. Отобранного восемь лет назад у вальеровцев на нынешние аппетиты уже недостает! Моя старая подруга пишет, что приглашения ко двору рассылают даже дочерям горных баронов и приграничных дворян.
— Из тех, что зарабатывают на контрабанде? — сообразила я.
Шаг первый — соратники герцога Гардеро женят подросших сыновей. Оптом, как говорят торговцы. И получают не только изрядное приданое, но и влияние на все значимые семьи Овернии — от знатных столичных родов до обороняющих Овернию от Пустоши горных баронов. С помощью папенек зятья прибирают к рукам не только земли и замки, но и мануфактуры с торговлей, если таковые у девиц найдутся. А ведь найдутся. Даже лавочка, куда мы отправляем оранжерейные растения — и на нее будут желающие!
Конечно, кроме дочерей, у нашего дворянства еще и наследники имеются, но… Им не позволят стать помехой планам королевского регента. Кто-то из особо
