на работу и обратно. В подземельях интернет не ловил, а транспортом я не пользовался из соображений безопасности. Когда уж тут писать? Выживание отнимало все силы и время.
А в конце недели на стройку нагрянул миграционный контроль. Недостроенная многоэтажка гудела, как встревоженный муравейник, атакованный изнывающим от авитаминоза косолапым мародером. Стройплощадку заполнили дорогие тачки чиновников, машины с мигалками и несколько воронков, а также — отряд ОМОНа.
Опять принималово! Нормально? Пиздец! Все это я наблюдал с верхотуры, куда только что затащил два мешка цемента. Таджики, совсем недавно мирно кладущие перегородки под свою восточную музычку из бумбокса, теперь метались с побелевшими лицами, выкрикивая замысловатые ругательства на своем языке и призывая Аллаха. Полюбасу, 99 процентов здесь трудилось нелегально.
Как и я.
Меня упакуют, как какого-то молдаванина, а потом в отделении сверят с ориентировками. Да есть новый паспорт — который я так и не засветил нигде — но чертовы сыскные псы вмиг опознают самого разыскиваемого беглеца тысячелетия.
Мой хитроумный мозг тут же придумал план — разбежаться и перепрыгнуть на крюк башенного крана. Затем раскачаться и безудержным Тарзаном перелететь на соседнее здание. А мои вещи? Тактическая куртка, термобелье, непродуваемые штаны с мембраной, четкие высокие ботинки с подошвой, идеально, словно специально, отлитой для крушения вражеских ебальников. Нет. Вещи бросать нельзя.
С гурьбой низкорослых, галдящих, как попугаи в горящем зоопарке, гастарбайтеров я катился по лестнице. Не знаю, на что они рассчитывали. Сверху я видел, как выбегающих, словно тараканы, гостей с юга неотвратимо прихлопывает безжалостный тапок отечественного правосудия. Но мне нужно лишь забрать свой тактический рюкзак с чистыми шмотками и свалить с задней стороны. Там оцепление пожиже.
Добравшись до двеннадцатого этажа, я влетел в трехкомнатную хату, которая использовалась нашей бригадой в качестве раздевалки, хранилища инструментов и чайханы. В пропахшей пловом, кинзой, нацваем и сырыми потниками каморе царило безумие, похлеще чем при БП. Одни гастеры лихорадочно перерывали свои вещи, котомки, другие пытались спрятаться в шкафчиках, под ветощью или в пустых коробках. А кто-то и вовсе молился, стоя на коленях. Над всем этим бедламом гремели матюки Фарида, который, забравшись на стол, и стуча остроносыми туфлями, призывал прекратить панику. Но кого там…
А вот и мой шафчик. Замок на месте — отлично. Разумеется, весь огнестрел и чемодан с шишками я хранил в подземельях. С собой только нож. Я с помощью «болгарки» выточил его буквально на днях из пятидесятого уголка, тут, на стройке. При виде этого тесака, любой мент схватится бы за табельное. Может оставить здесь? Нет, уж. Санек вырвется из любой западни.
Переодеваться не стал. Пусть передвижение по городу в грязной робе и снизит шансы на распространение моих мощных тактических генов, но в ту драгоценную минуту каждая драгоценная минута была на драгоценном счету.
Я уже собрался дать деру, однако, мой снайперский взор выцелил в углу комнаты коробку с монтажной пеной. На одном баллоне даже был пистолет. «Какой выживальщик пройдет мимо халявного добра?» — тут же задал вопрос мой чОткий и адски хозяйственный мозг.
Недавно я сделал из досок перегородку, чтобы отделить свое убежище, от сырого и темного подземного мира, даже поставил дверь (Фарид разрешил забрать ее со стройки, так как она была поцарапана и заляпана раствором).
Две секунды — расскажу, как я тащил эту гребаную дверь.
Она хоть и обычная, межкомнатная. Но, блин, двухметровая. Да еще и коробка. Как тащить все это через канализационные люки и подземные коллекторы? Но я был бы не Санек, если б не придумал решение. В общем, я распилил дверь. На четыре части. Получившиеся прямоугольники приладил к спине с помощью строительных строп и таким образом доставил к новому (временному) Схрону. Затем собрал на скобы, саморезы и уголки. Как говорится, «из говна и палок», но так-то нормально. Осталось только запенить щели между досок.
Подбежав к коробке, я принялся хватать баллоны и запихивать в рюкзак. Во всеобщей суматохе никто не обращал на меня внимания. Разумеется, это была не кража, а, так сказать, оплата за сегодняшнюю смену, плюс форс-мажор и вытекающий из этих обстоятельств моральный ущерб с душевными, если можно так выразиться, муками.
Наконец, рюкзак наполнился. Я с трудом взвалил его на свои широкие, как у Шварца (немного спиздел) плечи. Блять! А баллон с пистолетом-то не положил. Я протянул за ним свою хваткую стремительную руку. И тут ее (мою руку) схватила другая рука! Пухлая, с черными волосами, засаленная пятерня. Что за хуйня?
Подняв свое недоумевающее лицо, я увидел перекошенный смуглый колобок Фаридого лица.
— Ещбельме-мембельме! Твою мат, накуй, билят! Зачем пьиздыш пена, сука-накуй, Саща? — заорал он.
«Неужели Аллах разрешает ему так выражаться?» — думал я, уворачиваясь от шрапнели липкой слюны, вылетающей изо рта бригадира при каждом слове.
— Не пИзжю, — сказал я, — а спасаю общественное имущество!
Фарид выпустил мою руку.
— Карашо! Маладэц, накуй-билят-сука-блят! У тебя патэнт есть?
— Какой патент? Я же чистокровный славянин! — удивился я.
— Ни у кого патэнт нэт, эщбельме!
Фарид как-то сразу потерял ко мне интерес. Глаза его метались по сторонам, а мощное, как у кабана нутро изрыгало команды на исконно-таджикском вперемежку со скрепно-матерным имперским.
Давно пора было бежать со всей возможной прытью.
И мы побежали.
***
Я несся, как дебил, с пистолетом для монтажной пены в руке рядом с орущим матерящимся Фаридом. Суровую скорость мешали набрать снующие хаотичные перепуганные равшаны с котомками и сумками. Один умник даже тащил кальян.
Добравшись до лестницы, ломанулись было вниз, но те, кто бежал впереди, разворачивались обратно с дикими глазами. Я глянул в межлестничный пролет и оцепенел. Далеко внизу мелькали серые ментовские рукава.
— К другой лесница, ещбельме-мещбельме! — скомандовал Фарид. — Саща, пащли, сука-блят-накуй-в-рот!
Но, добежав туда, тоже услышали нарастающий топот омоновских ботинок.
— Пиздэсь-накуй-сука-блят! — выдохнул бригадир.
Тактическое отступление окончательно обернулось паническим безумием. Все бросились кто куда. Часть джамшутов побежала на верхние этажи. Другие бросились врассыпную, прячась по комнатам и балконам. Но мой холодный разум воина ядерных пустошей не давал поддаться общему безумию. Он хладнокровно искал решение. И нашел.
Пробурившись сквозь хаотичное мельтешения таджиков, я оказался возле темного проема в стене. Лифтовая шахта. Нервно сцепив зубы, я прыгнул. Мои ладони яростными бультерьерами стиснули холодную скользкую цепь.
— Ищ, щайтан! — услышал я восхищенный голос. — Ещбельме-мещбельме!
В проеме стоял Фарид и явно собирался… нет! Нет!
Я едва успел проскользить на несколько метров ниже, как туша бригадира закачалось прямо надо мной.
— Паехали, билят, бистро, накуй! — гаркнул бесстрашный азиат.
Его широкая жопа стремительно неслась
