его куда-то несли. Две пары сильных рук, пару раз качнув, бросили его тело. Вместо того, чтобы удариться о мёрзлую землю, тело качнулось на мягких подушках. Кто-то мощными рывками сорвал с Трескунова упаковку. Сощурив глаза от яркого света, Трескунов увидел бритый череп одного из амбалов.
– Смотри сюда! – угрожающе проскрежетал громила. – Вон там душ, вон там сауна и бассейн, здесь висят полотенца и халаты. – Амбал водил пальцем по периметру роскошного помещения отделанного позолоченным кафелем. – Скинешь здесь своё дерьмо и мыться. Когда помоешься, оденешь халат и пройдёшь вон туда. Там тебя покормят. Вопросы?
У Трескунова не было вопросов, кроме одного: «А не сплю ли я?». Но в данный момент его не интересовал ответ даже на этот вопрос. Трескунов скинул с себя лохмотья и целый час растапливал своё измождённое тело под раскалённым душем.
«Вся наша жизнь это сон» – думал разомлевший доцент, мысли которого уже давно сошли с научных рельсов и пустились в плавание по бескрайним просторам философии. «Если до этого был страшный сон, сейчас он будет светлым и счастливым.
Скрипя от чистоты, он накинул белоснежный халат и вышел в указанную лысым дверь. Там его ждал вкуснейший обед, который не снился ему даже в той, серой жизни.
«Какой прекрасный сон – думал Трескунов, мыча от удовольствия, которое может доставить только тающая на языке форель и обдающий теплым жаром внутренности, ароматный борщ.
После обеда, лысый отвёл Трескунова в комнату, увешанную большими зеркалами. Там мелкий старичок тщательно обмерил его исхудавшее тело рулеткой.
– Вы реально хотите, чтобы я за два часа что-то сшил? – вопрошал старец лысого, безбожно картавя.
– Хочешь сшей… хочешь, подгони то, что у тебя есть, только костюм, рубаха и ботинки к пяти должны быть здесь. Ты же знаешь, с кем он будет ужинать?
При этих словах лысого, оба переглянулись и пожали плечами, молча выражая полное недоумение.
Далее был точно такой же щуплый и картавящий парикмахер, почти в такой же комнате, только уже с одним зеркалом.
– И шо мне с ним делать? – по бабьи визжал парикмахер. – Нет ну ты посмотри. Тут же грумер нужен? – Он небрежно потрепал и без того взъерошенные патлы Трескунова.
– Сделай красиво, Сеня. Ты же знаешь…– и снова повторилась немая сцена с недоумённым переглядыванием.
На протяжении стрижки, облик Трескунова неоднократно менялся. Из схимника он превратился в Григория Распутина, потом в графа Атоса, а в финале стал походить на последнего из царей Романовых. Увидев себя в таком образе, Трескунов подумал, что даже для сна это перебор, но всё же по царски приосанился.
За последние семь часов жизни Трескунов научился ничему не удивляться, поэтому не задумывался, к чему его так тщательно готовят. Ему было всё равно, что предстояло впереди – судьбоносная встреча, или проводы в последний путь. Он жил в этом моменте, и момент этот был довольно недурным.
Когда его одели в новый шерстяной костюм, белоснежную рубаху и скрипящие кожей итальянские ботинки, Трескунов посмотрел на себя в зеркало и прослезился. Он понял, что носил лохмотья не только в бытность бомжом, но и всю свою жизнь. Чего только стоили ботинки, которые совсем не ощущались на ноге. Переступая по паркету скрипящими подошвами, Трескунов ощущал себя бродящим по тёплому, омываемому морским бризом песочку.
6
Час «икс» настал. Лысый отворил перед Трескуновым большие двустворчатые двери и легонько подтолкнул его в спину, удерживаясь, чтобы не дать увесистого пинка. Оказавшись в огромном зале со свисающими с потолка многотонными люстрами, Трескунов опешил и растерянно мялся у порога.
– Ну что же ты встал, Трескунов, проходи! – весёлый баритон взлетел к потолочной лепнине, заставив зазвенеть подвешенные на люстрах стекляшки.
Человек сидящий за небольшим, находящимся в центре зала столом, встал и танцующей лёгкой походкой направился к Трескунову.
– Ну что, узнаёшь?
Трескунов щурился, не веря своим близоруким глазам. В элегантном синем костюме, заколотом золотой с бриллиантом булавкой галстуке, слепя белоснежной улыбкой и отражающими блики люстр золотыми часами, на него надвигалось его творение. Полезная модель «XR-5000-1», которую Трескунов окрестил простым русским именем…
– Алёша?! – воскликнул доцент.
– Тс-с! – Алёша поднёс к губам увенчанный перстнем пальчик. – Степан Кириллович Фокс – депутат Государственной Думы, а так же…
Далее Алёша пустился в перечисление своих многочисленных постов в названиях которых Трескунову запомнились только слова «Советник», «Учредитель», «Попечитель», «Управляющий», «Консультант», «Поверенный» и «Доверенное лицо».
Упиваясь произнесением своих регалий, Алёша, провёл Трескунова к уставленному яствами столу.
– Садись дорогой! Раздели со мной эту скудную трапезу. – сказал он, услужливо отодвигая для Трескунова тяжёлый стул.
Трапеза была не такой уж скудной. По центру стола, будто распластавшийся на песочке загорающий, раскидывал свои красные клешни огромный омар. В большом блюде, кувшинками плавали устрицы; томились наваленные горой и посыпанные укропчиком чищеные креветки; нарезанная тонкими ломтиками пекинская утка, издавала пряно-сладкий аромат. Было ещё много всякой всячины, которую наш Трескунов видел впервые.
– Давай за встречу, отец родной! – Алёша поднял массивный фужер с вином, потянулся к Трескунову. – Извини, что оттягивал этот момент…дел много было…
Трескунов глотнул терпкого вина и тут же поперхнулся, так как слёзы умиления подкатили к горлу.
– Ты давай поешь, а то исхудал весь…– Сказал Алёша старательно орудуя щипцами. Казалось, что он разговаривает не с Трескуновым, а с клешнёй омара. – Вижу тебе туго пришлось…
– Да…остался без работы, потом ещё с жильём…ну помните…м-м-м помнишь председателя…он же…– Трескунов прервал своё невнятное мычание, когда понял, что Алёшу совсем не интересует его история. В этот момент Алёша был увлечён поеданием сочной белой мякоти. Он засовывал мясо в рот и довольно мыча, запивал его вином.
– М-м-м…обожаю вкусно поесть. Одно из самых сильных удовольствий, ну-у после секса разумеется. – Алёша протёр маслянистые губы салфеткой и, скомкав, небрежно бросил её за спину. – Есть только одна проблема. Срать нужно! – он вперил в Трескунова наполненный укором взгляд ярко-зелёных глаз.
– Ну-у это же естественный процесс – мычал Трескунов, – так-скать плата за удовольствие. И потом надо же как-то опустошать…
– Ладно-ладно…не оправдывайся! – Алёша подмигнул засмущавшемуся визави. – И потом…это не самый большой косяк, который ты допустил.
– Понимаете…м-м-м…понимаешь, Алёша. В твоей разработке я руководствовался концепцией, что ты должен максимально походить на человека, то есть я хотел снабдить тебя всем тем, что свойственно ему и прекрасным и не очень…
– Да-да, вот об этом «не очень», я и хотел с тобой поговорить. – Алёша обмакнул ломтик жареной утки в вазочку с мёдом и отправил его в рот. – Ты чё не ешь то? – промычал он, млея от удовольствия.
Трескунов воровато оглядывал
