оба молчали, только ворчливый ручей у их ног что-то говорил им, но не понять было его говора. Её мысли, как быстроногие кони неслись по полю, а думала только об одном, – как он поступит? Что скажет?.. Верх брала в её раздумье одна мысль,– …как бы ни поступил – прав он будет… Только взор её туманился просившейся слезою.
О чем думал Сашка в то время, никто не узнал. Потом, он обнял её за плечи и произнёс, – ты и вправду,.. как ложку дёгтя, в бочку мёда… Помолчал он ещё немного и проговорил, – давай Клава так, ты мне – ничего не говорила, я тебя – не слышал… Прошу тебя об одном, будь преданной мне женой на всю жизнь… Не перенеси свою бывшую беду и боль на меня и на нашу будущую семью. Выбрось её в этот проточный ручей, пусть твоё горькое прошлое унесёт чистая вода от нас. Клава обняла крепко его за шею и произнесла лишь одно слово, – клянусь!..
Того же дня, ближе к вечеру, они зашли за корзинкой с ягодами и её обутками к стенке леса, после чего Сашка проводил её домой, в Чернушку. Находясь в доме у Екатерины Ивановны, он попросил у неё руки Клавы. Бабушка взглянула на Клаву, та прошептала,– …да бабушка. Екатерина Ивановна сняла с божницы икону, прослезилась немного и как могла, благословила их. А кому больше их благословить?
С того времени Клава, по несколько дней на неделе, находилась у Сашки на пасеке. Хозяйничали, значит вместе: меняли рамки в ульях, качали мёд, ходили к колодам за диким мёдом, где срезали доспевшие соты.. Она готовила кушать, стирала.
Лето выдалось жарким. Спали по разным углам. Она – на высокой старинной кровати, с красивыми металлическими блестящими шарами, на поперечных перекладинах, которая наверно приняла за своё существование не одну невесту с женихом и подслушала их сокровенные разговоры, он – на диване.
Клава, каждую ночь ждала его к себе, в свою постель. Пойти к нему сама, боялась… Не знала она, как лучше сделать для него? Металась,.. как белка меченая. Боялась повторить то, что получала от мужа вместе с побоями и в то же время боялась чем-то скомпрометировать себя в его глазах. Хотя, казалось бы, – …чего уж там?.. Он и так всё уже знает. Не хотела навязываться ему… Гордыня…
Но время и труд, – как говорят,– всё перетрут… В один из жарких дней, они выбирали мёд из колод у стенки леса. В период их работы, сыпался разный мусор на них сверху и приставал к их потеющим телам.
После работы, вспотевший Сашка попросил её, – Клава, я управлюсь с мёдом, а ты истопи немного баню, смоем мусор и пот из себя. Она пошла к бане, наносила из ручья в небольшой котёл воды и в молочную флягу, для разбавки горячей, разожгла печку. Потом села в предбаннике на широкий диван и подумала, – Господи, помоги мне!.. Дай нам с ним, хотя толику семейного счастья!
Обратилась она и к Матери- Богородице, со словами, – соедини наши жизни, я буду верна ему до смерти… Спустя полтора часа, пошла к нему, в отдельную комнату – кладовку, где он занимался с мёдом, и попросила его,– …Саша, посмотри баню, мне кажется, доспела. Он улыбнулся ей с какой-то искоркой в глазах, осторожно снял с надреза соты жужжащую пчелу срезным ножом, загадочно ответил, – …говоришь, доспела?.. Пойдем тогда вместе и посмотрим.
Войдя в предбанник, Сашка, не заходя в парилку, разделся до нижнего белья, потом посмотрел на неё, спросил,– а ты чего не раздеваешься? Не пойдёшь мыться?.. Клава, опустила руки стояла молча. Ждала она… Ох! Как она ждала, как женщина, этого момента в их жизни. С большим трепетом ждала… Вот только боялась вспугнуть своё счастье неловким движением, словом, считая себя виноватой в чем-то перед ним.
Он подошел к ней, и принялся её целовать в губы, постепенно раздел её всю. Поднял на руки и положил на диван, сам лёг рядом…
Всплеснулась долгожданная для них обоих любовь. Всплеснулась до краёв. Закружилась водоворотом, как талая вода весной, в бурной таёжной реке. Улетучились все Клавины опасения, невзгоды по жизни и зашлась она в любви больше, чем когда-то опоенная… Очнулась она через некоторое время не так, как опоенная каким-то зельем и коньяком в "Ландкрузере", или битая мужем под кухонным столом, когда пришла в себя в больнице, а как ей показалось, опустошенной до дна, чистой и лёгкой.... Посмотрела на своего Сашку, жалея о многом… И крепко прижавшись к нему, принялась не спеша целовать его губы.
Сашка, как всегда, любил пошутить, спросил у неё, – может тебе дикого мёда принести, и смажешь им мои губы? Она застеснялась и по-девичьи спрятала на его широкой груди своё лицо, шепотом ответила, – нет, не нужно,.. они и без мёда сладкие. Саша-а…
После бани, вытер Сашка сам её всю полотенцем в предбаннике, после чего, завернул её в то же полотенце, взял на руки и понёс в дом. Этот день и был началом их медового месяца.
*****
В жизни разно бывает, одни проводят свой медовый месяц по зарубежью, другие ещё где-то, а вот Сашка с Клавой проводили на хуторе Комарово. Пусть, как говорят и не совсем медовый в чем-то… Но, праздновали они его – всласть… То ли от употребления дикого мёда, то ли от большой обоюдной любви? Неизвестно. Одно ясно, шли у них медовые дни, как в любовном тумане… А сколько они продлятся, один только Бог знал…
Как-то, уже ночью, находясь в постели, Сашка спросил у неё, – а как же со штампом в паспорте твоём быть?… Тебе нужно взять с мужем развод и урегулировать нашу жизнь. Узаконить,.. что ли?
Ох! Как Клава боялась этого вопроса, хорошо зная нрав мужа своего Юрия? Не раз и не два испытывала его на своём теле, хотя понимала – нужно решать. И надеялась на своего Сашку во всём.
В заключение этой беседы Сашка подвёл итог, – вот, в сентябре, управимся мал-мал с пчелами, погрузим в машину свежего мёда, сдадим его частникам на рынке и поедем к бывшему твоему,.. решим раз и навсегда твой вопрос. Я сам побеседую с ним. Но вышло не так…
Стоял конец августа. Жили Сашка с Клавой, словно в прекрасном сне. Любили они друг друга безмерно. Свела их жизнь, а может Матерь Божья, как и просила в молитвах её Клавка когда-то в бане. Значит,.. там и свела в одно.
