Тут он увидел одного из помощников. Тот брел по дорожке, глядя под ноги, и насвистывал какую-то песенку.
— Кевин, — окликнул его Доминик. — Не поможешь мне?
— Конечно, мистер Доминик, — студент (театрального училища, как же иначе) рысцой бросился к нему. — Приехал еще кто-то из актеров?
— Да уж, багажа здесь на четверых. — Доминик выволок из машины самый большой чемодан. — Нет, это не актеры. Главные роли уже собрались, я с ними репетирую.
— И со мной, — раздуваясь от гордости, добавил Кевин. Когда Доминику понадобился чтец, Кевин вызвался подавать реплики за мелких персонажей. Да что там, когда Доминик спросил, сможет ли тот в нужный момент произнести пару строк, парень с такой скоростью рванул к театру, что чуть напополам не разорвался.
Неужели Доминик в самом деле такой великодушный? Представьте себе, да.
— Это вещи мисс Эпплгейт, она будет следить за тем, чтобы в ближайшие две недели Лиззи с Тони не путались у нас под ногами. Поможешь отнести их в комнату для гостей, которая рядом с детскими?
— Конечно, мистер Доминик. — Кевин схватил один из чемоданов. — Ого, кирпичи там, что ли?
— Нет, чугунные болванки, — пробормотал Доминик. Изнывая под тяжестью трех чемоданов, он медленно двинулся к дому. — Или золотые слитки. У такой женщины в чемодане может оказаться что угодно.
Звонок к обеду прозвучал в тот момент, когда Кевин и Доминик втащили багаж Молли наверх и свалили посреди комнаты для гостей.
Есть хотелось. Правда, не настолько, чтобы провести еще один ужин в компании дерущихся племянников, но с этим ничего не поделаешь: он пообещал Тони и Элизабет, что есть они с детьми будут вместе. Чтобы прививать им хорошие манеры.
Зато миссис Джонни точно обрадуется. Экономка ему все уши прожужжала, что она уже не в том возрасте, чтобы нянчиться с двумя «непоседами» . С этого момента воспитание детей поручается Молли Эпплгейт, рабочий график семь дней в неделю по двадцать четыре часа.
К работе приступать сегодня, за ужином.
О, кажется, у него разыгрался аппетит, отлично.
Молли с детьми были в гостиной: Молли стояла возле камина и вертела в руках статуэтку. Один из его «Тони». Словно пытается определить, сколько тот весит.
— Поставьте на место, — сказал он от двери.
— Видишь? Что я говорила? Жадина-говядина. Дрожит над ними, будто они бриллиантовые, — раздался голос Лиззи с одного из кресел, стоявших рядом с камином. Она восседала на нем, точно королева: руки свободно лежат на подлокотниках, ноги на пару дюймов не достают до пола.
— Я не дрожу над ними, мисс Элизабет, — рявкнул Доминик, вырывая статуэтку из рук Молли и водворяя на прежнее место на каминной полке, рядом с остальными тремя.
— Ага, конечно, — Лиззи закатила глаза. — И, между прочим, в платьях Барби им было гораздо лучше.
Молли взглянула на Доминика, в ее глазах плясали веселые искорки.
— Можете смеяться сколько влезет, Молли Эпплгейт. Только не забывайте, что согласно нашей договоренности в ближайшие две недели нянчиться с этой несносной девчонкой будете вы, с утра до вечера.
Улыбка Молли погасла.
— Вы понимаете, что сказали? — спросила она, когда Лиззи выбежала из комнаты. — Дубина, — прибавила она и быстро вышла вслед за девочкой.
Доминик смотрел, как она уходит, — что это с ним, еще одна навязчивая привычка? — и повернулся к малышу Тони. Тот сидел на полу и гладил Дуфуса.
— А что случилось? — спросил он.
Вопрос был риторический. Но не для малыша Тони. Не поднимая глаз, тот ответил:
— Лиззи думает, вы ее ненавидите.
— Ненавижу? С чего она так ре… да нет, это же глупости!
— Она говорит, вы считаете ее дурой, которая путается под ногами. И которая ничего не может сделать как надо. И что вы ждете не дождетесь, когда папа с мамой вернутся и вам не надо будет с нами возиться.
Так, парень уже и руку протянул. Доминик полез в карман за мелочью.
— Получишь еще столько же, если вспомнишь, что она еще говорила.
— Все, больше ничего. — Мальчик поднялся. — Мне надо руки вымыть, а то миссис Джонни говорит, что я похож на угольщика.
— Да, беги. — Доминик уселся в кресло, с которого вскочила племянница, и задумчиво потер живот.
Значит, она думает, что я ее ненавижу?
Черт.
А все брат с женой. Они же знают, что дети — не по его части, он совершенно не умеет с ними обращаться. Надо быть внимательнее. Искать общий язык. Он же любит этих детей. По-настоящему, черт подери.
— Размышляете над своим поведением? — Молли вошла в комнату и уселась в кресло напротив.
То, что она при этом закинула ногу на ногу, не вызвало в Доминике почти никакой реакции. Почти. Остаться полностью равнодушным смог бы только труп. Но сейчас его занимали гораздо более важные вещи.
Ого. Может, у него тоже начинается «не тот возраст»?
— Как она?
— Лиззи? Нормально. Когда размышляешь о способе мести, на душе сразу становится легче. Я оставила ее в ванной, она моет руки и придумывает вам наказание. Как вам понравится ночь на застеленных поперек кровати простынях? Мы, например, могли бы пробраться ночью к вам в спальню и окатить вас водой. Хотя, на мой взгляд, такого вы не заслужили.
Глаза Доминика сузились.
— Понимаю, что не вовремя спрашиваю, но кто вы, черт подери, такая?
— Я уже говорила. Двоюродная сестра Джейни Престон. Пока ее не было, я руководила детским центром. Предполагалось, что я пробуду в этой должности всего два дня, но в среду шел дождь, и наш пикник по случаю приближающегося Четвертого июля пришлось отменить. Поэтому я решила открыть центр еще на один день, после праздника.
— Звучит правдоподобно, — сказал Доминик, — но у меня такое чувство, будто вы кое о чем умалчиваете.
— Бред. Все правда, от первого до последнего слова.
— Ладно. Тогда рассказывайте дальше. Например, про «Мерседес» и чемоданы от «Гуччи».
Молли вздохнула.
— Ну, хорошо. «Мерседес», как всем известно, знаменитая немецкая марка автомобиля, а «Гуччи»…
— Хватит, — прервал ее Доминик. — Я не про то спрашиваю. Кузина оставила вас своим заместителем, так? И это значит, что вы дипломированная няня? Няня, которая разъезжает на «Мерседесе» и возит с собой столько чемоданов от «Гуччи», что в них можно упаковать костюмы к трем бродвейским мюзиклам?
Он ждал, что она ответит, но она промолчала. Просто спокойно сидела в кресле и разглядывала ногти на левой руке.
— Ну? Кажется, вы хотели что-то сказать?
— Я? Ничуть, — она широко ему улыбнулась. — Ой, подождите, вы меня, кажется, о чем-то спросили? Я такая рассеянная. Так о чем же?
