я стал считать ее и своим другом.
Запах тостов наполняет воздух, когда я разбиваю яйца на шипящую сковороду. Я напеваю про себя, сосредотачиваясь на успокаивающем процессе готовки. Мои мысли прерывает тихий скрип кухонных половиц.
— Винсент? Что ты делаешь? — голос Евы полон веселья, когда она смотрит на отрывшуюся перед ней картину. Я вижу, как ее глаза расширяются от удивления, а затем начинают сиять от восторга.
— Надеюсь, ты голодна.
— Ты готовишь? — спрашивает она с недоверием.
— Почему ты так шокирована? Я подумал, что хочу приготовить для тебя завтрак, в знак небольшой благодарности за всё, что ты делаешь для меня в последнее время, — объясняю я.
Ева усмехается и подходит к стойке.
— Но ты не умеешь готовишь.
Я делаю вид, что оскорблен ее заявлением.
— Эта сковородка в моей руке говорит о том, что ты ошибаешься.
— Ладно. Хорошо, чем я могу помочь? — спрашивает она, подходя ближе ко мне.
— Раздави авокадо в этой миске, — я киваю в сторону деревянной миски в центре кухонного островка, снова сосредоточиваясь на яйцах, готовящихся на сковороде, — мы положим его на тосты.
— Ух ты, мы сегодня шикуем? — дразнится она, подмигивая мне и хватая из соседнего ящика вилку, чтобы размять авокадо. Я смеюсь над ее игривым тоном и в то же время благодарен за то, что она не обижается на мою грубость, проявленную к ней прошлым вечером.
— Только лучшее для моего любимого сообщника, — отвечаю я, осторожно переворачивая яйца. Приятно разделить этот момент спокойствия с Евой.
Она смотрит на яйца, а затем на меня.
— Как рассмешить яйцо?
— Боже мой, это одна из твоих ужасных шуток?
Она игнорирует мой вопрос.
— Скажи это желтку.
Я не могу не рассмеяться в ответ.
— Господи, это ужасно.
Она пожимает плечами.
— Но ты засмеялся.
— Полагаю, да, — говорю я, а затем добавляю, — я не ожидал, что ты вернешься так скоро.
Ева откладывает в сторону миску с авокадо и смотрит на меня, на ее губах играет легкая улыбка.
— Возможно, мне позвонила Амелия.
— Конечно, она это сделала, — говорю я, закатывая глаза.
— Она хотела уточнить, знаю ли я, придешь ли ты сегодня вечером к ним на ужин или нет.
Внутри вспыхивает раздражение, и я непроизвольно сильнее сжимаю пальцами лопатку. Зачем Амелии вовлекать Еву в наши семейные дела?
— Какого хрена? — бормочу я себе под нос, прежде чем покачать головой, — мне очень жаль. Она не должна была втягивать тебя в наши семейные разборки.
— Она меня ни во что не втягивает, — отвечает Ева успокаивающим голосом, — вы оба для меня как семья.
Я поворачиваюсь и смотрю, как она протыкает вилкой мягкие кусочки авокадо. Она заправляет прядь своих иссиня-черных волос за ухо, и я понимаю, что смотрю на нее не в силах отвести взгляд.
— Но… — продолжает она, — раз уж мы об этом говорим, почему бы не позволить мне сопровождать тебя сегодня вечером? Я могу быть прекрасным буфером между вами всеми.
— Исключено, — твердо отвечаю я.
Мое желание защитить Еву подавляет любые другие эмоции.
— Почему нет?
— А что, если это ловушка?
Ева разражается смехом, и я не могу не улыбнуться, услышав этот звук.
— Думаешь, приглашение твоей сестры на ужин — это ловушка? — она качает головой, ее смех стихает, — ты действительно один из самых параноидальных людей, которых я когда-либо встречала. Мы с тобой оба знаем, как сильно она тебя любит. Ты когда-нибудь думал, что, возможно, они с Алексеем просто хотят убедиться, что между вами нет вражды?
Как бы мне ни было больно это признавать, возможно, она права. Мои инстинкты подсказывают мне держать Еву подальше от всего, что может подвергнуть ее опасности, но, возможно, это действительно способ наладить отношения между нашими семьями.
— Ладно, — неохотно соглашаюсь я, — я согласен пойти поужинать, но не обещаю, что смогу поладить с Алексеем.
Ева наклоняет голову, ее глаза озорно блестят.
— В какое время мне там быть?
Я смеюсь, качая головой от ее настойчивости.
— Ты думаешь, что ты так ловко меня провела, не так ли? Кажется, я не соглашался на то, что ты можешь пойти с нами.
Она игриво дуется, ее нижняя губа выпячивается ровно настолько, чтобы заставить меня передумать.
— Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Хорошо, хорошо, — соглашаюсь я, не в силах сопротивляться ее мольбам, — встретимся в вестибюле моего дома в семь. Ты можешь поехать со мной.
— Договорились! — восклицает она, и ее яркая улыбка становится шире.
Внезапно Ева морщит нос, и она втягивает воздух.
— Чувствуешь запах гари?
Мы оба поворачиваем головы к духовке, из которой валит зловещий столб дыма. Паника волнами накатывает на меня, когда я подбегаю, выдергивая почерневший противень из пылающей могилы.
— Дерьмо! Всё сгорело.
Я вытаскиваю противень и бросаю в раковину, включая кран и направляя струю на дымящиеся обугленные квадраты.
Ева разражается смехом, звук заразительный и радостный.
— Как я уже сказала, ты не умеешь готовить.
— Очень мило с твоей стороны, — фыркаю я.
— Вот, позволь мне добавить пару новых кусочков, — предлагает она, всё еще хихикая.
Предотвратив один кризис, я возвращаюсь к плите только для того, чтобы обнаружить, что меня ждет еще одна катастрофа.
— Блядь! — восклицаю я, злясь на себя, — яйца пережарились.
Разочарованный, я бросаю сковороду в раковину, где уже покоится мое первое фиаско.
— Винсент, — в глазах Евы мерцает веселье, — не мог бы ты присесть, прежде чем сожжешь кухню дотла? Я сама закончу готовить завтрак.
Я подчиняюсь и, ворча, сажусь за кухонный стол. Я наблюдаю, как Ева без особых усилий разбивает свежие яйца на сковороду, прежде чем проверить новые ломтики хлеба в тостере. Она движется с грацией и мастерством опытного повара, заставляя меня задуматься, какие еще таланты она скрывает.
— Обещай, что этим вечером не отойдешь
