бывает тайного!
– В кино так бывает. Само собой. И очень часто.
– Я думала, ты не спишь с актрисами.
– Она не актриса.
– А кто же она? Просто женщина? Может, любимая женщина?
– Что ты несешь? Да, просто женщина.
– Что я несу? А зачем же ты с ней спишь? Может, из жалости?
– Да, из жалости! Из жалости. Я снимаю ее из жалости. Потому что кто еще будет ее снимать? Она не Софи Лорен!
– Ну да, зато ты Феллини…
Митя замолчал. Если бы он мог ее ударить, то сделал бы это именно сейчас. Но он не мог. Потому что он знал – она найдет слова, которые ударят его сильнее.
Наконец сел – ноги не держали его.
– У нас с ней много общего. Мы оба – осознанные бездарности, закомплексованные. Нам вместе почти хорошо. Главное – не страшно. Мы друг друга не боимся. Она видит, что я – ничтожество. И я вижу ее слабости. Я не могу с сильными женщинами. Очень трудно – с Машей, с Катей. С тобой. А с ней легко, она не посмеет сказать мне, что я много пью, что я что-то не так делаю. Она уважает меня. И приехала, чтобы предупредить. Испугалась, что Катя меня убьет.
– Она за нее испугалась, не за тебя, идиот.
– Что-то она раньше за нее не боялась… Хотя я неправ, неправ, несправедлив к Ане… Поверь, она очень переживает. Она искала, всю жизнь искала, но мальчика, представляешь? Не девочку. Ее обманули. Ей было пятнадцать лет. Она была под влиянием матери. Ты хотя бы представляешь, кто ее мать была? А от кого она родила – ты знаешь?
Тут же, сидя на подоконнике, Митя коротко и сбивчиво пересказал Соне всю историю Анны – все, что сам недавно от нее узнал.
Соня ни разу не прервала его, слушала внимательно.
– Ты представляешь, какая это гремучая смесь кровей?
– Представляю. – Митя понурился, совсем сгорбился.
Он понимал, чем все это ему грозит.
– Она не оставит нас в покое.
– Не оставит. Что, нам уехать?
Соня пожала плечами.
– Мы же не досняли здесь. Давай еще недельку, а? Ну нельзя взять и найти новое место, всех вот так разом перевезти и сразу начать снимать. Мы потеряем время.
Митя смотрел на нее в упор.
– Я боюсь.
– Дурачок, – Соня подошла и обняла его, как ребенка, – я тебя никому не дам в обиду.
– Давай уедем в Москву, Сонечка, я прошу тебя. Там мы что-нибудь решим.
– Да ты тюфяк и рохля, Мальцев! Тоже мне – Роман Полански…Ты должен думать о фильме, а не о бабах, иначе в твоей фильмографии навсегда останется как в бане – одно мыло и пар. Ну, не плачь, что ты, маленький, что ты… Не обижайся, Митенька. Соберись.
И он собрался. Все-таки он был настоящим профессионалом. Вытер сопли, распрямился и вышел на площадку.
Там он никогда ничего не боялся, работал так, словно отчаялся, словно понял, что конец неминуем. Даже шутил.
День выдался неудачный, начался дождь, пришлось срочно перекраивать весь план. Отсняли всего ничего, но для Сони важен был другой результат – Митя успокоился. Точнее, он просто начал работать.
Перерыв между запоями должен быть долгим, это она уже знала по опыту. Натура вся давно была найдена, все учтено и продумано.
«Успеем, успеем, никто кроме погоды и Кати нам помешать не сможет», – убеждала она себя.
Утром она проснулась немного позже обычного – сказался вчерашний стресс.
Быть психологом – вообще утомительно, отнимает много энергии. Подумалось, что хорошо бы найти настоящего психотерапевта.
Мити уже не было, судя по всему, он ушел на площадку выбритым и дезодорированным – очень хороший знак.
Опаздывать было все-таки нельзя, поэтому Соня поспешила за ним.
Первое, что она увидела, выйдя во двор, – прелестная зеленая дымка на деревьях. Даже уже не дымка, а вполне полноценные маленькие листочки. Так часто бывает весной – деревья вдруг распускаются в один миг.
Обычно это вызывает радость в душе, но в то утро Соня ужаснулась – по сценарию листьев быть никак не могло.
В сильной тревоге она забралась на холм и застала всю съемочную группу за странным занятием – они, как осы, ползали по деревьям, срезая листья ножницами.
Молоденькая ассистентка была ближе всех. Она обернулась, приветственно кивнула и продолжила срезать ножом распустившиеся почки с ветки какого-то сорного кустарника, как картошку чистила.
Митю Соня нашла довольно высоко среди свежей листвы. Он обрадовался, что-то прокричал.
– Я не слышу!
– Ножик возьми внизу, в пакете!
– Ах, ножик…
– До обеда надо успеть, видишь, мы уже десять деревьев ободрали, давай присоединяйся!
Работа кипела. Борьба с природой, погодой и прочими катаклизмами была, в сущности, нормальной частью съемочного процесса.
Глава 2
Георгий заметил ее первым. Что-то в Соне сильно изменилось – то ли походка, то ли что-то во взгляде. Уставшая, какая-то озлобленная, резкая.
Она сидела в двух метрах от него в кафе и очень нервно разговаривала по телефону. Про какие-то машины.
Сидела к нему боком, но не замечала. Или делала вид, что не замечала…
Расстались-то они не очень хорошо, вероятно, он обманул какие-то ее надежды, влюбившись без памяти в эту девочку, в Катю, которая продавала свое ателье.
Лучше бы он его купил, все равно этот роман ничем хорошим не закончился.
Ах, да что теперь вспоминать!
Третья чашка кофе подряд, а она все не видит. Звонит и звонит. Раньше Соня никогда не кричала, ни с кем так не разговаривала.
Дождавшись паузы, он тихонько ее позвал.
Девушка сразу обернулась, не потрудившись даже изобразить удивление. Ведь не сложно, кажется, было бы привести некоторые мышцы лица в соответствие с ситуацией. Хотя бы из вежливости, чтобы не показывать свое безразличие так явно.
– Здравствуй, Георгий.
Или не видела… Или ей совсем уж наплевать.
– Я смотрю, ты вся в делах? Интересная работа? Что-то связанное с ретро-автомобилями, агентство?
– Да, не без этого.
– Я краем уха услышал, ты ищешь «Опель Кадет»? Я не подслушиваю, ты же понимаешь, просто рядом сижу. А ты стала так громко разговаривать. Может, я пересяду? – Георгий сделал еще одну попытку.
Она как-то неопределенно дернула плечом – не то согласна, не то, чтобы отстал.
Уже коря себя за нелепую настойчивость, он сел за ее столик.
– Что, трудно найти? А зачем тебе эта машина?
– Кино снимаем, – устало проговорила она.
– Кино? Ты снимаешь кино?
– В классическом понимании кино снимает оператор, остальные просто принимают участие в этом процессе. Здесь нельзя курить, да?
– Теперь нигде нельзя. С каких пор ты стала курить?
– А ты всему удивляешься?
Георгий
