головы. Какая красивая голова.
— Он белый.
— Никто не совершенен, — сказал Райан.
Мысленно Хью протянул руку и сжал шею Райана до тех пор, пока лицо владельца ранчо не покраснело, а голова не закружилась.
Мария, жена Райана, подошла к дверному проему и замерла. Маленький ребенок стоял совершенно неподвижно, ожидая и наблюдая за лицом Хью.
— Я купил его, чтобы разводить. Я думал, что смогу разнообразить свою жизнь, понимаете? — Теперь Райан что-то лепетал. — Подобрал ему конкретную кобылу, но сделка сорвалась. Он хороший жеребец. Сильный и быстрый. Вспыльчивый. Выбивающий дерьмо из меня и конюхов.
Хью уставился на него.
На лбу Райана выступил пот. Его руки дрожали, слова выскакивали одно за другим.
— Вы двое поладите. Он такой же, как вы.
— С чего ты взял?
— Большой, злобный сукин сын, который никому не нужен. — Райан осознал, что сболтнул. Его лицо побелело.
На крыльце воцарилась ошеломленная тишина.
— Я не это имел в виду… — сказал Райан.
Осознав ситуацию, по Хью прошел холодок, подавив весь гнев. Он возьмет эту лошадь. У него не было выбора.
У него не было выбора.
Ему показалось, что он упал откуда-то с высоты и ударился лицом о каменную землю. Год назад Райан выставил бы напоказ всех своих жеребцов, и он сделал бы свой выбор.
Хью медленно поднялся, спустился по ступенькам в траву, приблизился к пастбищу и перепрыгнул через забор. Баки развернулся на месте и уставился на Хью. Белую голову коня пересекал шрам. Кто-то нанес ему удар каким-то клинком.
Баки фыркнул, его янтарные глаза уставились на Хью. Доминирующая поза. Прекрасно.
Хью уставился в ответ.
Жеребец оскалил зубы.
Хью тоже показал зубы и втянул воздух.
Баки неуверенно заколебался.
Как только лошадь решала укусить, ее уже было не остановить. Рано или поздно она укусит, особенно если лошадь была заядлой кусачкой. Некоторые кусались, потому что ревновали, другие, чтобы выразить неудовольствие или привлечь внимание. Лошади, как собаки и дети, следовали принципу, что любое внимание, даже негативное, все равно остается вниманием и, следовательно, стоит усилий.
Боевой жеребец будет кусаться, чтобы доминировать.
Он должен был продемонстрировать, что над ним не будут доминировать. Как только начинаются укусы, остановить их трудно. Крики, удары по лошади или укусы в ответ, как делал один парень, которого он помнил, не возымеют никакого эффекта. Смысл был в том, чтобы в первую очередь не быть укушенным. Ты относился к боевому жеребцу с уважением и подходил к нему так, словно был первым среди равных.
Баки смотрел на него, не отрываясь.
— Давай, — сказал Хью спокойным, обнадеживающим голосом. Слова не имели значения, но тон голоса имел. Когда дело касалось людей, лошади больше полагались на слух, чем на зрение.
Баки топнул копытом по земле.
— Ты просто теряешь время. Давай.
Жеребец снова уставился на него. За свои годы Хью повидал самых разных лошадей: арабских — которые, скорее, умрут, чем наступят на ногу человеку; строгих, злых лошадей из русских степей, которые отдавали всех себя, но ничего не прощали; немецких ганноверских лошадей, которые скорее пройдут сквозь человека, чем обойдут… С таким бегуном он не мог сказать, что, черт возьми, получит, но он ездил верхом с десяти лет, все те долгие десятилетия назад.
Их взгляды встретились. Внутри этого коня горел огонь, который светился в его глазах. Подлый сукин сын, которого никто не хотел. Ты подходишь. Ты принадлежишь мне.
— Иди сюда. У меня нет времени заниматься этим весь день.
Баки вздохнул, навострил уши и подошел ближе. Хью похлопал теплую шею, ощутив под ней тугие бугры мышц, вытащил из кармана кусочек сахара, который стащил на кухне Райана, и позволил теплым губам смахнуть его с ладони. Баки захрустел сахаром.
— Я так и знал, — сказал Райан из-за забора. Парень позади него закатил глаза.
Баки повернул голову и показал Райану зубы.
Хью погладил шею жеребца.
— Сколько ты хочешь за него?
— Одолжение, — сказал Райан.
Мужчина действительно не знал, когда перестать давить.
— Чего ты хочешь?
Райан кивнул на своего младшего сына.
— Возьмите Сэма с собой.
Что за хрень?
— Я только что сказал тебе, что не могу заплатить за лошадь, а ты хочешь, чтобы я взял с собой твоего сына. Ты знаешь, кто я. Ты знаешь, чем я занимаюсь. Он умрет через месяц.
— Я не могу оставить его. — Лицо Райана исказила боль. — У него не в порядке с головой.
Хью на мгновение зажмурился. Или так, или он задушит этого чувака. Он открыл глаза и посмотрел на пацана.
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать, — сказал парень с бесстрастным лицом. Его глаза были тусклыми. В лучшем случае обуза, в худшем — заноза в заднице.
— Как тебя зовут?
— Сэм.
— Ты тормоз?
— Нет.
— Я не это имел в виду. — Райан поморщился. — Он не может вести себя как нормальные люди. Он не знает, когда остановиться. В прошлом месяце он поймал конокрада. В общем, когда ловишь конокрада, то выбиваешь из него все дерьмо. Все это понимают. Так все и делается. Ты не берешь веревку и не пытаешься повесить человека. Если бы я нашел его, это было бы одно дело. Шериф видел, как он готовится вздернуть вора.
Хью удивленно поднял брови, глядя на мальчика.
— Он украл у нас, — сказал Сэм ровным голосом.
— Он перекинул веревку через дерево, готовясь вздернуть его прямо там, у чертовой дороги. Зачем вешать его у дороги, я вас спрашиваю?
— Предупреждение полезно только в том случае, если люди его видят, — сказал Хью.
Сэм поднял голову, в его глазах мелькнуло удивление, и снова опустил глаза. Парень был не таким тупым, как притворялся.
— Он всегда был таким. Он дерется и не знает, когда остановиться. Шериф сказал мне, что закроет глаза, но этот идиот не считает, что сделал что-то
