ей многое было непонятно в смерти родителей, в той трагедии, что случилась не так давно. Это ломало ее, но она жила с этим и ничего не могла сделать; приходилось лишь принимать ситуацию такой, какая она есть. И вот… у нее только начало получаться, как этот мальчишка все сломал! Он разрушил ее карточный домик!
Раздраженно и беззвучно девушка замахала кулаками, пытаясь выместить свое негодование. Если бы в этом доме было, что ломать, она обязательно бы это сделала, но дом вот уже месяц пустовал…
Искать в нем хоть какие-то доказательства существования ребенка Матильды Пешет было бессмысленно. Имельда знала свою мать — если та хотела что-то скрыть, она делала все возможное для этого. Не став справляться с гневом, она собрала кое-как дорожную суму, покидав самое важное из вещей, рабочих снастей и еды на всякий случай. Жизнь приучила ее быть готовой ко всему, но иногда Она же подсовывала ситуацию, к которой девушка была совершенно не готова…
Глава 3
Имельде помогли выйти из повозки, кучер подал суму и трость с небольшим набалдашником в виде буквы «Г». Девушка заплатила за поездку звонкими бляшками меди, и дилижанс мерно поехал дальше вдоль улицы, подскакивая на неровной выложенной камнем дороге.
Вокруг сновали покупатели, торговки ходили с корзинами, призывно приглашая купить сладких пирожков и крендельков. Среди толпы бегали мелкие оборванцы. В общем и целом, привычная картина для центральной площади, что расположилась прямо перед входом на территорию школы, огороженной высоким забором из тонких кованых прутьев. Но даже если забор и казался воздушным, тонким и легко преодолимым, на самом деле, это было не так. Школа являлась одним из самых охраняемых мест страны, и просто так в ворота не зашел бы тот, кто замыслил нечто плохое.
— Убийство наследного принца — продолжение ужасной истории! Кто стоит за удачным покушением? Что обо всем этом думает больной Ваалаярви — все в газете «Вечерняя правда»! — глашатай, чуть ли не надрываясь, но определенно получая удовольствие от своей работы, стоял на высоком ящике, подзывая любопытный люд приобрести последние актуальные новости за несколько медных монет.
Имельда постояла, осматриваясь. Она уже отвыкла от городской полуденной суеты, и сейчас все эти звуки, запахи и мельтешение людей заставляли головную боль пульсировать с удвоенной силой где-то в районе затылка. Толпу она не любила.
Опираясь на трость и заметно, хромая, она решительно направилась сквозь ворота, которые вели на территорию самой знаменитой школы в этой стране. Но вопреки всем убеждениям народа, что в самой известной школе обучается лишь элита, сливки общества, в школу принимали всех, кто имел хоть какие-то задатки магических проявлений (но далеко не все оставались учиться в этой школе, ведь требования были очень и очень высоки). Единственным условием приема был возраст. Обучение начиналось строго в четырнадцать лет. В исключительных случаях можно было поступить раньше, если у ребенка был большой потенциал, но позже — нельзя. Такой политики держалась школа с момента ее основания, и менять правила не собиралась. Все те дети, кто не поступал в свой четырнадцатый день рождения, учились в других школах, чуть менее известных, но не менее значимых.
Школа представляла собой старое без вычурных лепнин здание с треугольными крышами, покрытыми красной черепицей. Она была похожа на лабиринт и состояла из множества корпусов, в каждом из которых обучали чему-то одному: целительству, классической магии, некромантии, духовенству или отправляли в особую кафедру этой школы — кафедру стихий, где обучались дети с необычайно редким талантом — властью над природными стихиями. Соответственно, самые сладкие денежные куски тоже отправлялись туда. Конечно, были удивительные маги, которые были способны изучать все, без разбору и путаницы, и им все давалось легко. Но таких людей было крайне мало.
Имельда направилась в главный корпус. Сейчас еще во всей школе было тихо. Последний день перед приемной неделей.
Она шагала по узеньким деревянным тропкам, что невысоко тянулись, словно мостики-паутинки, над зеленым морем газона, сквозь ухоженные лужайки, тренировочные плацы и сад, к каждому учебному и жилым корпусам. Она вспоминала, как сама тренировалась на том дальнем плаце в виде круглой арены, засыпанной песком, как она бегала по этим деревянным «тропинкам» на учебу…
Девушка была одета в плотное двуполое платье из необработанного хлопка на правом запахе. Два разреза по бокам платья доходили до бедер, сквозь них можно было увидеть стройные ноги, затянутые в тонкие облегающие брюки. На икрах они обвязывались лотами. В такой обуви ноги ступали мягко и тихо, а грубая поверхность земли была не страшна для стоп. Наемники полюбили их за бесшумность. Простой же люд совершенно в них не нуждался, но давно перенял манеру подвязывать икры ног, дабы не марать штанины в грязи.
Платье было с узкими рукавами, поверх которых были надеты перчатки. А завершал гардероб кожаный плащ в пол, с глубоким капюшоном и без рукавов для большей подвижности. Некромантам она была очень нужна.
Несмотря на то, что светило солнце, на улице было прохладно, и изо рта то и дело вырывался пар. Климат на побережье был средним: зима без суровых холодов, лето без знойной жары.
Пройдя к информационной галерее, которая сейчас пустовала, девушка прошлась мимо нее, свернув к широкой центральной лестнице. Поднимаясь по ней, Имельда подумала о том, что кабинет ей лучше бы выпросить где-то на нижних этажах…
Она помнила куда идти и никогда бы не забыла местности, поэтому нужный кабинет нашла без труда. Дверь была открыта настежь. Имельда вошла в просторную комнату, оборудованную под кабинет, заваленный ящиками и сундуками с учебной утварью и книгами.
Из этой комнаты вели две двери, и из одной из них доносились звуки шагов, бормотания и перетаскивания. Имельда прошлась вдоль ящиков, разглядывая содержимое. Дорожную суму она оставила у входной двери.
Она зацепилась взглядом за содержимое одного из сундуков — записную книжку в мягкой зеленой обложке с золотым корешком — и взяла ее. Книжка была знакома девушке, и она очень удивилась, увидев ее здесь… Она заботливо провела по обложке с именными буквами «М.П.» рукой в перчатке из плотной дорогой ткани.
— Имельда? — в дверном проеме появился тот самый мужчина, что совсем недавно стоял у двери ее дома. На его пыльном лице появилось удивление. Но вместо приветствия Имельда подняла повыше книжку.
— Откуда она у вас, Маэстро?
— А… Эм… Достал из архива… Когда с Матильдой произошел тот случай… В общем, эти вещи стояли в архиве, их должны были рассортировать, — он кашлянул. —
