- грозилась она, встретив сына у порога. - Господь Всемогущий! Ты хоть понимаешь, как расстроил отца и меня? Где ты был?
- Помогал чинить стены, - невозмутимо ответил Яков. - А до этого собирал на земле турецкие стрелы, чтобы мы смогли вернуть их туркам назад.
- И который участок стен ты чинил?
Яков открыл было рот для ответа, но тут же закрыл. Теперь лицо сделалось серьёзным:
- Не скажу.
- Родной матери не скажешь? Мы тебя по всему Городу искали, а ты...
- Не скажу, потому что ты скажешь отцу и у тех людей, которым я помогал, могут быть из-за этого неприятности.
- Значит, и отцу не скажешь?
- Нет.
Мария устало опустилась на каменную скамью в нише коридора, соединявшего входные двери и внутренний двор:
- Что же мне делать, Яков? А если бы с тобой что-нибудь случилось? На пустой улице на тебя могла напасть стая бродячих псов. Или даже грабители. Ты мог в темноте свалиться со стены. Да мало ли опасностей! В следующую ночь запру тебя в подвале...
- Лучше попроси отца, чтобы он разрешил мне появляться у него на стенах вечером, - всё с той же невозмутимостью ответил сын. - Ведь так я буду под отцовским присмотром. И под твоим. Он согласится.
За минувшую ночь Яков как будто повзрослел на год или на два. Внешне не изменился, но теперь говорил как взрослый, а не как капризный ребёнок, которым был ещё совсем недавно.
Глядя на сына, Мария подумала, что Лука действительно может разрешить ему появляться на стенах. И не придётся никого запирать.
- Хорошо, - сказала она. - Я поговорю с отцом сегодня вечером, но ты больше никуда не пойдёшь и дождёшься его решения здесь, в доме.
Яков кивнул.
- А теперь тебе надо умыться, переодеться и поесть. Голодный, наверное?
Сын кивнул снова.
...Весь день он отсыпался, а вечером проснулся и ходил за матерью по комнатам и коридорам, постоянно напоминая ей, о чём она должна поговорить с отцом и что сказать убедительного, чтобы разрешение было дано.
Вернувшись уже после полуночи, Мария застала Якова дома. Он выполнил обещание и на этот раз никуда не сбежал, но, как видно, ожидая её возвращения, волновался так же, как она волновалась вчера.
- Что сказал отец? - спросил сын прямо с порога, а когда услышал "он согласен", то аж подпрыгнул от радости. Яков не понимал, что мать продолжит бояться за него даже тогда, когда он отправится на стены под её присмотром.
...И вот теперь мальчик просил отпустить его туда при свете дня и одного.
- Нет, - твёрдо сказала Мария. - Ты будешь сопровождать меня в храм, а отец, если сочтёт новость важной и не терпящей отлагательств, сам сообщит нам, почему пушки молчат.
* * *
Мария уже подошла к выходу с галереи и готовилась ступить на широкую каменную лестницу, ведшую вниз, к арене, когда почти столкнулась с другой женщиной - в зелёном мафории, почти полностью скрывавшем фигуру и оставлявшем видным только нижний край жёлтой юбки.
Женщину сопровождали две миловидные темноволосые девочки. Одна - лет пятнадцати, другая - двенадцати, а следом шёл такой же миловидный темноволосый мальчик, ровесник Якова.
Мария сразу же узнала эту женщину - Елена, жена Георгия Сфрандзиса, которого, если верить слухам, василевс ещё до начала турецкой осады назначил великим логофетом*. Василевс скрывал это назначение, ведь некоторые влиятельные придворные выступили бы против, если б услышали официальное объявление. Они полагали, что Сфрандзис - выскочка, который обязан своим возвышением лишь давней дружбе с василевсом, и пусть правитель вправе возвышать друзей, но есть же пределы разумного.
Так считал и Лука. Конечно, прямо он этого не высказывал, но в приватной беседе посоветовал василевсу не идти против двора и назначить друга на должность пониже - сделать великим примикарием**. Сфрандзис узнал об этой беседе, из-за чего между ним и Лукой возникла негласная ссора.
_____________
* Великий логофет - начальник канцелярии василевса, один из высших чинов Византийской империи.
** Великий примикарий - придворный церемонимейстер.
_____________
"Что теперь будет?" - вдруг подумала Мария, которая уже невольно дала понять, что узнала Елену, но поздороваться первой не могла. Положим, назначение состоялось и Елена теперь - супруга великого логофета, но жена великого дуки всё равно выше и согласно церемониалу должна ждать приветствия. "А если Елена сделает вид, что не заметила меня, как мне поступить? Это же будет оскорбление. А мне снести его молча? Притвориться, что ничего не произошло, и мы не встречались?"
Елена, судя по всему, тоже узнала жену Луки Нотараса, но медлила с приветствием. Несколько мгновений, прошедших с момента встречи, казались вечностью, но тут Яков произнёс:
- Яннис! Пойдём, я тебе скажу кое-что.
Яннисом, а вернее Иоанном, звали того темноволосого мальчика, который сейчас стоял на лестнице позади всех - сын Елены и Георгия Сфрандзиса.
Яков и Иоанн дружили - сблизились в минувшие недели - и нарочно не обращали внимания на тайную вражду между семьями. Вот и сейчас вместе помчались вниз по каменным ступеням к арене, а плащи мальчиков - бежевый и фиолетовый - одинаково развевались от быстрого движения.
Будущий разговор явно не предназначался для материнских ушей, поэтому друзья, отбегая подальше, где никто не стал бы подслушивать, уже почти добрались до границы между верхним и нижним ярусом скамей.
- Яков, не убегай далеко! Нам же вместе идти в храм! - запоздало крикнула Мария.
- Хорошо! - послышалось в ответ. Было видно, что мальчики остановились и начали о чём-то оживлённо беседовать, но ни одного слова расслышать было нельзя.
Меж тем между матерями так и не прозвучало приветствий, но после всего случившегося казалось глупо уклоняться от церемоний, поэтому жена Георгия Сфрандзиса произнесла с любезной улыбкой:
- Доброе утро, госпожа Мария.
- Доброе утро, госпожа Елена, - с такой же улыбкой ответила Мария и, чтобы не выглядеть заносчивой, продолжила беседу: - Кто эти прелестные девочки рядом с вами?
Дети не принимают участие в дворцовых церемониях и праздниках, поэтому Мария, часто встречавшая Елену и её мужа, об их детях не знала почти ничего. Лишь знала, что детей двое - сын и дочь - и что для обоих крёстным
