четыре часа без остановки, до полной разрядки микрофона, я слушал песню про прыгающих обезьян. На минуточку, исполняли мне ее на «чистейшем» английском. Так что тут можно только удивляться. Как у такой бестолковой матери родилась такая умная дочка.
Попросить ее и сегодня за ней присмотреть? Нет. Это уже наглость!
Понятное дело, что она, скорее всего, не откажет, но все равно как-то не удобно. Может у нее планы. А я тут свалюсь, как снег на голову с ребенком. Кстати о снеге. Забавная была ситуация. Интересно, если бы моя машина тоже была белой, как долго бы она ее расчищала?
— Я кушать хочу.
— Мы только что кушали.
— Нет. Мы кушали, когда большая стрелочка была на двенадцати и маленькая на девяти. А сейчас большая стрелочка на двенадцати, а маленькая на двух. Ну и что, что цифра меньше. Я то знаю, что прошло уже много времени.
Выматеревшись про себя. Я пошел на кухню.
— Я суп не буду.
— Бабушка наварила тебе целую кастрюлю супа. Сказала, что обедать ты должна им.
— Суп за меня Лучик поест, а я хочу спагетти.
— Спагетти, с чем?
— С сахаром и сливочным маслом. Если осталось малиновое варенье, то и с ним тоже.
— Ага. И запьем мы это все чаем, в котором ложка стоит! Нет. Будем есть суп. У меня много работы. Мне некогда.
— Ладно. Только Лучику тоже налей.
В голове одни маты. Лучика мне только не хватало. Вчера ночью, когда поднялись в квартиру, у мня хватило ума кинуть его в стиральную машину. Вид у него был слишком бомжеватый. А пятна от варенья так вообще делали картину еще печальней. Думал, она ляжет спать, а он как раз к утру высохнет. Но вместо того, чтобы корректировать акты. Я сидел в ванной полчаса, пока машинка не выстирала это чудовище. И слушал дикий плачь ребенка. А за тем больше часа сушил его феном, потому что без него она, оказывается, не спит.
Вообще, Геля попала ко мне в не самое подходящее время. Если бы на работе было поспокойнее, то мне бы не составило труда присмотреть за племяшкой. Но, как всегда, все свалилось на голову одновременно. И причуды заказчика, и обследование матери, и очередной загул сестры.
Зла на нее не хватает. Родила, пару лет поигралась, поняла, что ребенка растить — это не видосы пилить, и технично повесила ее на мать. Геля довольно болезненная, чуть что, сразу подхватывает простуду. А Ритке с ее бесконечными разъездами по заграницам такой ребенок был неудобен.
Так что последние три года Ангелину воспитывает бабушка. Одно радует, что у меня хватило ума не завести ребенка. Последние пять лет я был в отношениях с девушкой. Пожалуй, они для меня были самыми длительными. Даша мало отличалась от моей сестры, одни соцсети на уме. Только что дома сидела. А так я вообще не представлял ее с ребенком. Хорошо, что мы разбежались. Да мы и не жили то вместе. Так, то я у нее, то она у меня. Если бы еще и я сделал маме подарочек, это было бы уже слишком. Хоть бы диагноз не подтвердился. Доконали уже ее…
— Что ты рассыпала?
Ко мне в комнату заходит Геля и виновато смотрит на меня. Только что я услышал отвратительный звук, сулящий мне немедленную уборку.
— Бусинки, — себе под нос бормочет Геля и морщит нос. Я не специально. Так получилось. Меня Лучик отвлек, и коробка выскользнула.
— Ты рассыпала целую коробку⁉ — с ужасом припоминаю я ту страшную цифру, изображенную на упаковке, приобретенной нами в том же магазине игрушек. Твою мать! Пять тысяч! И лучше бы это была цена, а не количество разнокалиберных бусин, которые застилают весь паркет в гостиной.
Геля семенит за мной следом и бессовестно валит все на Лучика.
— Ну вот, пусть твой Лучик теперь все это и собирает.
Бл… — про себя думаю я и осматриваю свою ногу. Больно… Примерно так же, как наступать на конструктор. У мамы весь пол им усеян.
— Геля! Это все нужно собрать или я запущу сюда пылесос.
Только боюсь, что он сразу навернется. Вряд ли ему понравится глотать вместо пыли и мелкого мусора пластик в таком количестве.
— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо пылесос. Я все соберу! Ты же поможешь мне?
Это называется поможешь? Я ползаю по полу, а она уже свинтила. Сначала попить, теперь пописать. Мне влепят выговор. И плевать, что все согласовывалось изначально. Заказчик переобулся. Теперь все нужно сделать по-другому. Когда мне только это делать?
Возвращаюсь к ноутбуку, сажусь и отпиваю кофе, который уже давно остыл. Е… твою мать!
— Геля! Ты зачем высыпала мне в кружку сахарницу⁉
Ангелина разбирает мой старый ноутбук. Я дал ей маленькую отвертку, и она погнала все раскручивать и разламывать. Мне нужно хотя бы пару часов.
Подозрительно тихо. Ощущаю металлический лязг позади себя, а ухом — холодную сталь ножниц.
— Что ты делаешь? Кто тебе разрешал брать ножницы?
— Я на минуточку. Сейчас положу на место, — невозмутимо говорит Геля.
А у меня мороз по спине пробегает. Потому что она держит в руке клок моих волос. Которые она выстригла с моего затылка.
Молчу. Потому что я не знаю таких слов, которые сейчас можно произносить при ребенке. Наконец выдыхаю.
— Зачем тебе это?
— Мы с Лучиком варим зелье.
В пластиковой миске лежат клавиши от ноутбука, щедро присыпанные сахаром. Туда же она кидает мои волосы. И говорит: Еще нужна шерсть белого медведя, три яблочных косточки и перо попугая… Или твой зуб.
— Геля, я тебя сейчас поставлю в угол. И только попробуй у меня из него выйти. А Лучик будет стоять в другом углу.
— За что? Я же как лучше хочу! — возмущается ребенок. — Смотри. Мы с Лучиком собрали из клавиш два имени: Ира и Леша. Сейчас сварим зелье. Только нам понадобятся еще волосы Иры. И вы друг в друга влюбитесь.
— А зуб? Ирин, зуб тебе не понадобится?
— Твоего будет достаточно! Мы не будем портить ей улыбку.
— Геля! Марш в комнату! Я тебя умоляю, не мешай мне! — кричу я и машинально трогаю рукой выстриженный участок на затылке. — И будь добра, сдай ножницы, — протягиваю руку.
Геля опускает голову, всхлипывает, плетется в гостиную. Слышу, плач усиливается. Ну что мне с ней делать? Иду следом.
— Собирайся, отведу тебя до Иры.
Набираюсь наглости и звоню в дверь.
Девушка встречает нас с широкой улыбкой.
— Можешь посидеть с ней еще пару часов?
— Могу, — улыбается она.
— Спасибо.