мы оба мечтали? – И стиснув ее маленькие ладони в своих: – Послушай, Аманда, быть может, это мещанство, но я мечтаю о свадьбе в кругу близких друзей. Хочу тебя в белом платье и наши клятвы перед лицом многих свидетелей...
Она не сразу откликнулась: будто пыталась представить себе это событие. Свадьбу и Джека подле себя... Или, может быть, вспоминала, как выходила замуж впервые – шла будто на эшафот неживой фарфоровой куклой.
– Мне нельзя больше белое платье... – прошептала чуть слышно.
Джек улыбнулся.
– Цвет не имеет значения, – сказал он. – Но я обещал сеньору Фальконе, что не сделаю ничего, что могли бы счесть оскорбительным для тебя, и осудить...
– Так ты потому не приходишь ко мне, хотя наши комнаты в разных концах коридора?
– Я обещал сеньору Фальконе... – начал было Джек снова, но Аманда, подавшись вперед, запечатала его рот поцелуем.
– Ты слишком правильный, Джек, – шепнула через минуту, пытаясь унять сбившееся дыхание. – Но именно потому я тебя и люблю.
Следующим утром старый граф позвал Джека прогуляться в саду. Они шли по дорожке между цветущих кустов, и Джек по-прежнему, как в первый раз, удивлялся мягкому итальянскому климату, позволявшему нежным цветкам распускаться даже сейчас, в сентябре, когда в Лондоне в это время заряжают сплошные дожди, и от промозглой, пробирающей до костей сырости не спасают ни теплые вещи, ни стены домов. Кажется, будто стылая морось так и стоит у дверей, поджидая, когда ты появишься, чтобы вцепиться в загривок и окунуть в лужу на мостовой.
– Джек, мальчик мой, – произнес старый Фальконе, когда они отошли немного от дома, – я, собственно, вот о чем хотел попросить: не согласишься ли ты разыграть моего внука – да-да, знаю, тебе претит этот обман, понимаю! – перед моими английскими знакомыми?
– Я не знал, что у вас есть друзья в Лондоне.
– Есть, – кивнул граф, как показалось Джеку, не без удовольствия. – Я завел некоторые знакомства в свой прошлый приезд, когда полагал, что смогу убедить свою дочь вернуться домой. Вернуться она отказалась, но дружеские знакомства остались... И я, прости мне мою стариковскую блажь, очень хотел бы похвастаться внуком... Оно ведь как, Джек, в молодости кичишься амурами и деньгами, в старости – внуками и детьми, потомками, что заступят сей путь после тебя. А мне и похвастаться нечем... – Старик грустно вздохнул, глядя в сторону, а как бы в себя. – Тобой разве что, но согласишься ли ты... – добавил чуть слышно.
Смущенный словами Фальконе и догадываясь отчасти, что тот снова давит на жалость, как и в случае с компаньонкой, Джек все-таки произнес:
– Но, я полагал, что, прибыв в Лондон, займусь делом де Моранвиллей.
– Одно не мешает другому, – живо воскликнул Фальконе. – Я бы даже сказал, одно способствует другому. Подумай сам, Джино, дружок, – старик остановился, положив руку ему на плечо, – будучи вхож в аристократические салоны, ты сможешь исподволь порасспрашивать нужных людей, того же де Моранвилля и остальных... Не каждому выпадает такая возможность. Грех ей не воспользоваться!
Джек, однако, сглотнул, ничуть данным доводом не убежденный, а скорее даже испуганный самим фактом общения с аристократами Лондона в общем кругу. Он ведь не вырос с золотой ложкой во рту, и они это сразу заметят, он – паренек из трущоб, а это, как ему виделось, все равно что клеймо, поставленное на лоб. Как бы ты ни пытался его оттереть, извести – все равно не получится.
– Я опозорю вас только, – отозвался он честно. – Ну какой из меня графский внук?
Фальконе снисходительно улыбнулся.
– Ты слишком требователен к себе, мальчик мой. Вот увидишь, ты станешь не просто отличным Фальконе, но – притчею во языцех у местных кумушек и джентльменов.
Джек против воли, но улыбнулся: уж больно забавной казалась сама мысль о том, что о нем, безродном мальчишке, заговорят в светских салонах. Разве что насмехаясь...
– Вот-вот, улыбайся почаще, дружок, – подхватил граф его под руку, – этой улыбкой, не сомневайся, можно и горы свернуть. Сердце одной юной мисс ты уже покорил...
– Вряд ли улыбкой.
– А чем же еще? – с искренним удивлением вскинулся собеседник. – Да сеньорита Уорд и сама свернет горы ради этой улыбки. Я, может быть, старый, но многое замечаю... Джино, мой мальчик, вам нужно немедленно пожениться, – заключил он серьезно, как никогда.
Джек вспыхнул.
– Сейчас это вряд ли возможно.
– Не сейчас, но отчего бы не в Лондоне? Между вами все решено, насколько я понимаю, а значит, и тянуть незачем.
– Сложно загадывать наперед, – сказал Джек. – Родители подобрали Аманде нового мужа и будут настаивать на своем – просто не будет.
– А когда было просто? За счастье нужно бороться. – И тут же, переменив тему: – Так ты согласен подсобить старику в его эгоистичном желании похвастаться внуком?
– Не уверен, что у меня все получится, но я постараюсь.
– Прекрасно! – воскликнул Фальконе, с довольным видом зашагав по дорожке к розарию.
А уже через неделю, отдав слугам распоряжению зачехлить мебель и запереть главные двери, путешественники выехали в сторону Андерматта. Несмотря на письма родителям, в которых Аманда уверяла их о закрытии перевала, тот чаще всего беспрепятственно функционировал круглый год с краткими перерывами, коли снега выпадет уж совсем много. А теперь, в сентябре, они добрались до места совершенно спокойно, тревожимые разве что воспоминаниями о прошлых событиях, здесь совершившихся, нежели прочими неудобствами.
И уже к концу третьей недели пути вдалеке замаячили белые скалы Дувра...
Эпизод пятый
Джек даже не представлял до этого дня, какой восторг способен испытать путешественник, вернувшись на родину после продолжительного отсутствия. Всё, начиная с серого, покрытого плотными тучами неба и заканчивая бегущими за экипажем уличными дворнягами, неожиданно вызвало острый приступ то ли щемящей тоски, то ли болезненной ностальгии, он вряд ли сумел бы найти данному чувству определение, но оно захватило и крепко держало его весь путь от Дувра и до дверей дома на Бедфорд-сквер, у которых они остановились около двух часов по полудню.
Посланный в Лондон неделей раньше слуга, по всей видимости, со своей задачей справился хорошо: дом не только был арендован и приведен в должный вид, но и укомплектован штатом вышколенной прислуги, которая при появлении кареты
