котором потом пожалеешь... – прошептала она.
– Ты не могла этого знать.
И Розалин с обреченностью потерявшего ориентир человека с тоской прошептала:
– Ты прав: не могла.
Она столько времени тешила себя мыслью о том, что сбежала не ради себя – ради Ридли: спасала его будущее от краха. Нет-нет, ей двигал не эгоизм, а самое настоящее самопожертвование... И только теперь, встретив Джека и узнав о жизни бывшего жениха, Розалин была вынуждена признать, что поступила жестоко. Эгоистично. И совершенно бездумно.
Страх – вот что единственно направляло ее.
И Ридли, будто поняв ее состояние – он всегда умел понимать людские эмоции, – вдруг сказал другим тоном, не осуждающим больше, не жалящим, а как будто уставшим:
– Ты ведь знаешь, что больше не сможешь вернуться назад? Срок давности преступления все еще не истек, да и вряд ли кто-то забудет столь громкое дело. К тому же миледи Стаффорд, мать Грейс де Моранвилль постоянно тормошит управление, интересуясь расследованием. Ни шатко, ни валко, но то все-таки продвигается... И Брандер ищет тебя. Своим бегством ты все равно что призналась в убийстве ребенка...
Розалин, сморгнув влагу с ресниц, вскинула подбородок.
– Я никогда бы не тронула маленького Анри, – заявила она твердым голосом. – Я любила его и скорблю о его преждевременной смерти. И мне жаль, что преступник, совершивший это ужасное злодеяние, до сих пор на свободе, а инспектор Брандер слишком слеп, чтобы это увидеть. И да, – выдохнув, заключила она, – я знаю, что меня ищут. Именно потому я никогда не вернусь в Англию! – Голос ее на мгновенье пресекся, а сердце ухнуло в пятки.
… Воспоминание оказалось болезненным, и Розалин застенала, сцепив зубы и впившись пальцами в покрывало. Со стороны, должно быть, казалось, что они с Ридли расстались друзьями... Высказав наболевшее, усмирили внутренних демонов, примирились и с прошлым, и с настоящим, но Розалин видела, ощущала подспудно, что ничего, в самом деле, они не решили – лишь растревожили старые раны. Сделали хуже...
Ведь сколько б времени ни прошло, в момент первой встречи после долгой разлуки она явственно поняла, что любовь, как была, так и есть в ее сердце.
И он тоже чувствовал что-то... или ей хотелось того...
В любом случае им нельзя было бы снова встречаться, а Фальконе тянул ее в Англию...
Боже мой!
Эпизод четвертый
– Джек, ты знал о планах Фальконе до этого разговора? – спросила Аманда, сидевшая плечом к плечу к Джеку на лавочке возле дома.
На небе уже зажглись первые звезды, в саду уютно трещали сверчки, и Джек, сидя рядом с Амандой, ощущая тепло ее тела и тяжесть лежавшей на его плече головы с щекотавшими шею темно-русыми волосами, вдруг подумал, что это и есть настоящее счастье.
Эти звезды.
И любимая девушка рядом...
– Нет, он ни словом о том не обмолвился. Но придумано знатно... И сыграно тоже.
– Полагаешь, он притворялся?! – вскинулась девушка, глядя Джеку в глаза. – Разыграл приступ, чтобы Розалин согласилась?
– Уверен, так это и было. Но дедушка прав: мисс Харпер нужно помочь. Хотя бы ради инспектора Ридли я просто обязан приложить все усилия, понимаешь? – Джек тоже посмотрел ей в глаза, желая донести полноту своей мысли. – Я многим обязан ему и теперь понимаю, что было бы крайне эгоистично, думая лишь о себе, хотя бы ни попытаться разобраться в убийстве Анри де Моранвилля.
– Полагаешь, тебе будет под силу справиться с тем, с чем не справились ни Брандер, ни тем более Ридли? А он, я уверена, не сидел сложа руки.
Джек понимал правоту ее слов, но ответил, как чувствовал:
– Мистер Джонсон поможет нам, ты сама это слышала, а он человек цепкий, смышленый. Я отчего-то уверен, что у нас все получится!
– Что ж, тогда и я тоже верю, – улыбнулась Аманда, целуя Джека в чуть колючую скулу. И призналась, став совершенно серьезной: – Сказать честно, я испугалась в первый момент: вернуться в Англию? Ни за что, подумала я. А теперь, размышляя об этом, я понимаю, что так будет лучше и правильней. И по-взрослому, что ли, – как-то грустно улыбнулась она. – В конце концов, я не смогла бы прятаться вечно, однажды пришлось бы признаться родителям в том, что хочу быть с тобой. Так пусть же это случится теперь, как можно скорее...
Джек, обхватив ее плечи, поцеловал Аманду в висок.
– Им вряд ли понравится эта новость, – откликнулся он. – И я даже их понимаю. Я ведь никто, если подумать, а ты...
– Не говори так. – Ладошка Аманды легла ему прямо на губы. – Ты тот, кого я люблю, а остальное неважно. Пусть откажутся от меня, отрекутся – мне все равно. Я, в конце концов, взрослая женщина, и хочу решать за себя, а не жить по чьей-то указке. – И с вызовом: – Мне, между прочим, нашли нового мужа. Вдовца с маленькими детьми. Родители жаждут нас познакомить в этом сезоне... Что скажешь, Джек Огден, может быть, этот мужчина подходит мне больше тебя?
Глаза ее вспыхнули вызовом и, наверное, самую малость обидой. Возлюбленный будто не верил, что ей безразличен весь свет, когда Джека нет рядом, или боялся поверить... И лицо ее просияло, когда крепкие руки стиснули ее плечи, а любимые губы твердо сказали:
– Ты – только моя, Аманда Уорд. Никому тебя не отдам! Слышишь меня? Никому.
Они потянулись друг к другу для поцелуя, когда голос нанятой давеча камеристки окликнул с террасы:
– Миссис Уорд, я принесла вашу шаль. Простудитесь ведь!
Но вместо того, чтобы откликнуться, девушка подорвалась на ноги и, схватив Джека за руку, потянула его по дорожке в самую темноту. С гулко бьющимися сердцами они добежали до балюстрады над озером и рассмеялись над собственным же поступком...
– И зачем мы сейчас убегали? – Джек отвел от лица девушки темную прядь.
– Просто мне захотелось.
Они стояли друг подле друга, все еще тяжело после бега дыша.
А может быть, не от бега...
– Джек?
– Да?
– Давай сделаем что-нибудь дерзкое...
– Что именно?
Большие, задумчивые глаза уставились ему в душу, руки вцепились в рукава сюртука.
– Поженимся, Джек? Прямо здесь, до отъезда домой?
Джек опешил и тряхнул головой.
– Тайно? Словно преступники? – спросил он. – Разве об этом
