В одном кроссовке на правой ноге. Разорванной рубахе и в обгаженных штанах. Со стороны, я был прекрасен!
Занятие мое на данный момент было не хитрым и примитивным. Я плакал. Не навзрыд, как обиженная девочка. А как брошенный щенок. Поскуливая и не вытирая слез. Я был напуган, шокирован происходящим и не понимал, что происходит. Мне было страшно, очень страшно. Я просто хотел домой…
Постепенно, мне удалось сесть, насколько это возможно было сделать в колодце. Крики сверху стихли. Раздавалось только урчание и короткие взвизгивания как я понял - чудовищ. Судя по звукам, они шастали туда-сюда-обратно и чавкая доедали тела людей. Эти звуки были самыми ужасными. Мой мозг рисовал какие-то невероятные по бреду и тошнотворности картины. Особенно мерзок был звук хруста костей.
Я, как молящийся грешник постоянно смотрел вверх со страхом и ужасом. Видел над собой только синее небо в круглом открытом люке колодца и слышал топот копыт или ног людоедов. Очень символично. Несколько раз, кто-то или что то, громко сопя и топая прошелся совсем рядом с колодцем. Увидеть меня в колодце, можно было легко и непринужденно. Я уверен, что так же легко меня можно было вытащить наружу или запрыгнуть внутрь, ломая мне в приземлении все кости и начать меня поедать заживо.
Я боялся издать даже какой ни будь звук или стон. Просто сидел и трясся от страха и пережитого стресса.
Как и каждый человек, которому сообщают его приговор в виде не излечимой болезни я прошел все стадии принятия. Отрицание, гнев, торг, депрессия, смирение.
С отрицанием, все понятно. Нет, только не со мной! Да тут ошибка какая-то… Как все? Вот прям все, да? А я же собирался машину поменять и вооон ту блондиночку трахнуть… Да нет, не верю…Сейчас медицина идет вперед семимильными шагами и вот-вот изобретут лекарство… Британские ученые, конечно же.
Что это значит, даже от насморка лекарство изобрести не могут? Со мной такого не произойдет. Никогда. Все. Точка.
При гневе, начинаешь ненавидеть всех, в том числе и самого себя. Но с начала ищешь виновных на стороне.
Жена бывшая, ну конечно она! Кто же еще?! Столько нервов на нее убил… Вот результат, донервничался, все болезни от нервов!
Или начальник бывший? Точно он! Кто же еще?! Ох, сколько яду он на меня вылил, со свету сживал. А как мне унижаться пришлось?! И ведь он сволочь, получал наслаждение от этого…
Да нет, конечно же. Это все я сам. Живут же люди и подлее меня на белом свете. Это я сам все на себя накрутил. Никто мне не вредил. Просто я такой неудачник, ни на что не способный, никчемный…
И постепенно, эта стадия переходит в депрессию. Начинаешь проклинать сам себя и жалеть, жалеть, жалеть… Жалеть о всем, о всех совершенных ошибках, о неправильно приятых решениях, не верно истолкованных происшествиях и упущенных знаках. Знаках, которые человеку посылаются свыше всегда, надо только иметь мудрость из растолковать, но где ее взять эту мудрость? Депрессия может окончится суицидом или таким унынием, из которого человек уже не выйдет с нормальной головой и самооценкой.
На стадии торга, человек устремляется к шарлатанам, целителям ну или в церковь и пробует заключить договор с Богом.
Я те свечку поставлю, а ты мне глаз верни. Я церковь новую отгрохаю, а ты мне рак прямой кишки, ну как ни будь, только что б не больно убери… ладно?
И я там был, мед-пиво пил, то есть сухари грыз и свечками весь иконостас утыкивал.
Нет ребята, это так не работает. Это вообще никак не работает.
Церковь врачует душу, а не тело человека. Да и то…
На стадии смирения, человек понимает, что от него самого, и его хотелок ничего не зависит. Все идет так, как есть. Естественный отбор никто не отменял! Кого-то жизнь подняла на самый верх, и он имеет все тридцать три удовольствия, кто-то держится на плаву, стараясь не утонуть и не пойти камнем на дно, а некоторые, как я, уже лежат в тине и подняться сделать глоток воздуха, нет ни одного шанса.
Говорят, что в падающем самолете и в окопах атеистов не бывает. Как я выяснил экспериментально, в колодцах их не бывает то же. Все молитвы, которые я только знал, или слышал, когда ни будь я сам себе рассказал я вспомнил и мысленно прочитал. Наверное, ни один монах в своей келье ни молился Всевышнему так усердно и с чувством, так как это делал я в тот момент.
Что я только не обещал за свое спасение. Все, что у меня было. Может быть осознание того, что ничего то у меня и нет, помогло прекратить религиозную истерику и медленно выйти из состояния шока.
Дошли мои молитвы до адресата или нет, но из колодца меня никто так и не вытащил, и не съел.
Ближе к вечеру небо посерело, облака пропали и закапал небольшой дождик. Из звуков, слышался только звон в ушах. Я как маленький ребенок высовывал язык и пытался поймать хоть каплю воды. Пить хотелось ужасно.
Еще у меня болела голова. Болела, так сильно, что хотелось разбить ее об бетонные стены. Но для этого нужно размахнуться и пошевелить ей, набирая амплитуду удара, а это было невозможно из-за той же самой боли. Словом, ситуация патовая и безвыходная.
Что бы вылезти из колодца и отправиться прочь или попробовать найти помощь и речи не шло. Ни что на свете не смогло бы заставить меня вылезти наружу.
Видимо пережитый стресс вызвал во мне нестерпимую жажду. Я был готов убить кого ни будь за глоток воды. Впрочем, убивальщик был из меня еще тот…
Ночь я практически не спал. На какое-то короткое время впадал в забытье. И просыпался вновь от нестерпимой жажды, головной боли, да и просто боли во всем теле от поломанных ребер и разбитых пальцев.
Под утро, от всего вышеперечисленного, меня начло подташнивать. Рвотные позывы окончились, как и следовало ожидать обильной рвотой. Белоснежного унитаза рядом не оказалось, ванны то же. Вся привокзальная шаурма и растворимый кофе оказались на моей рубашке и земляном полу.
Настал новый день, который принес вопрос личной гигиены. Я тупо хотел в туалет. По большому я сходил вчера, прямо в штанишки, а сейчас приспичило по-маленькому.
Оставлю при себе подробности всех акробатических кульбитов, но из колодца я так и не вылез.
Прислонившись к стене, полулежа, обосранный, раненый, на половину парализованный и в обсосанном
