я не стал посвящать хитрого валютчика в наши планы, ограничившись емким словом «надо»!
— Броневик подъехал, — сказал выглянувший в окно Серега, и я встал.
Серега придирчиво осмотрел меня, зевнул пару раз и спросил:
— Мне поехать с тобой в порт?
— Зачем?
— Ладно, — еще раз зевнув, Серега озабоченно произнес, — черт, торги бы не проспать!
— Будильник заведи, — я кивнул на допотопный будильник довоенного производства, почему-то напоминавший мне суровое школьное детство.
— Думаешь, разбудит? — В голосе сибирского компаньона звучало сомнение.
— Этот мертвого разбудит — звенит, аж на улице слышно.
— Ладно, — Серега присел на диван, — надо бы диван заменить — какой-то он у тебя…
— Не надо, — перебил я, — это сейф. Все, я пошел. Закрой за мной.
— Ага, — зевая, кивнул Серега…
— Позвоню, как приземлюсь.
— Угу, — частота зевков увеличивалась с каждым ответом, — звони…
…Водителем сегодня был Лева, и я с облегчением подумал, что не придется вдыхать пары польского перегара, волнами исходившие от вечно страдающего похмельем «Кефира». К тому же Лева когда-то был автогонщиком, и с ним можно было не опасаться опозданий или других неприятностей типа аварий.
— «Внучка»? — коротко спросил Лева.
Кивнув добродушному гиганту Сене, я устроился на заднем сидении «Фольксвагена» и сказал:
— Ага. У нас около часа.
— За глаза! — бодро ответил Лева, вдавливая педаль в пол…
Хватило и в самом деле за глаза и за брови. Мне даже пришлось минут двадцать посидеть в кафе на втором этаже, где какие-то народные избранники поперек себя шире решали важные вопросы за утренней рюмкой. Усевшись подальше от них, я заказал себе кофе, рассеянно глядя на летное поле и думая о Майе, которая наверняка обидится, если уже не обиделась, что я так и не позвонил ей. После того случая, когда, опасаясь за меня, она вышла ночью к цирку на Цветном, наши отношения из дружеских вдруг превратились в нечто большее. Нет, она еще не была «моей девушкой», но в глубине души я был уверен, что рано или поздно это случится. Мы переживали конфетно-цветочный период, несмотря на то что уже видели друг друга голыми. Но я романтик, по крайней мере, хочется в это верить, тем более что испытывал к ней куда более сильные чувства, чем казалось вначале. Было в Майе нечто такое, чему я не знал определения, но мне это очень нравилось. Подумав, что еще есть время, я допил кофе и подошел к стойке.
— Оль, можно от вас позвонить?
Стоявшая за стойкой миловидная девушка покосилась на шумных от утренних возлияний депутатов и поставила передо мной древний аппарат.
— Только недолго, ладно?
Я кивнул, набирая Майин номер, почти уверенный, что ее уже нет дома. Но ошибся. Майя сняла трубку и, словно обладая телепатией, уверенно произнесла:
— Ну и куда ты пропал? Я уж думала, не позвонишь!
Я молчал, не совсем уверенный, что она имеет в виду именно меня.
— Ден, алло?!
Я услышал, как она дунула в трубку и, сдерживая радость, быстро произнес:
— Прости, Май, вчера не было времени, вот, сегодня исправляюсь. А ты чего дома-то?
— Да кашель одолел, — ее голос и в самом деле показался слегка хрипловатым.
— Ты заболела?
— Не знаю, но на всякий случай отпросилась. Ты приедешь?
— Милая, извини, сегодня не смогу. Я улетаю.
— Улетаешь?! — Она не скрывала удивления. — Куда?!
— На Кавказ.
— Кавказ?! Но там же война!
— Кавказ большой, и там, куда я лечу, все спокойно, — я не стал уточнять, куда именно, — вернусь завтра и сразу к тебе.
— А вот завтра ко мне не надо. Сестра прилетает из Штатов, так что я даже не знаю, когда мы теперь увидимся.
— Ясно, — я умолк, не зная, что сказать, хотя перед тем как набрать успел заготовить пару шуток, чтобы услышать ее звонкий смех.
— Что тебе ясно?
— Что твоя американская сестра посетит нашу грешную землю.
— Дурак! — ответила Майя и засмеялась. — Ладно, может, сплавлю ее вечерком к бабушке, и ты сможешь приехать, но не обещаю!
— Вот это я понимаю сестра! — не удержался я от колкости. — Сколько вы не виделись?
— Лет пять, наверно, — подумав, ответила Майя.
Я заметил, что Оля делает страшные глаза и, кивнув ей, торопливо произнес в трубку:
— Май, мне нужно бежать! Посадку объявили!
— Я не слышала никаких объявлений, — уверенно возразила Майя, — не хочешь больше со мной говорить?
Ох, уже этот слабый пол!
— Что ты, милая! Просто надо еще оформить у девочек…, — сказал и чуть не прикусил язык.
— Каких еще девочек?!
— Билеты! Все, побежал! Целую! Позвоню, как смогу!
— Не отказывай себе ни в чем! — ответила Майя и через мгновение в трубке раздались короткие гудки…
…В депутатском зале я раздал девочкам заранее приготовленный дорогой шоколад в красивой упаковке и, пройдя контроль, где меня никто и не подумал обыскивать, вышел на летное поле. «Рафик», который должен был отвезти к самолету, стоял пустой. Водитель быстро докурил сигарету и, коротко поздоровавшись, лихо взял с места, а я подумал, что сегодня все стараются доставить меня, как можно быстрей, усмотрев в этом добрый знак. Не то чтобы я суеверный поклонник примет, просто, когда начинаешь какое-то новое дело, лишняя уверенность, что все получится, не повредит. У трапа уже никого не было. Поблагодарив водителя «Рафика», я выбрался из машины и взбежал по трапу, улыбаясь выглянувшей стюардессе.
— Здравствуйте! — Я протянул ей билет, откомпостированный в депутатском зале, и заметил на ее лице легкое удивление.
Я не очень походил на толстопузых пиджаков, да и галстука на мне не было, не говоря уже о довольно потертых джинсах и такой же куртке из кожи какого-то доисторического животного, но они, в смысле стюардессы, навидались всякого. Отметив в своем журнале, она вежливо улыбнулась и приятным голосом попросила пройти в салон.
Мое место оказалось у окна, чему я был рад — люблю смотреть с высоты. То есть, конечно, боюсь ее, но не настолько, чтобы не наслаждаться видами, которые можно увидеть только из самолета. Рядом сидел немолодой мужчина с портфелем, из которого торчал веник. Он то и дело порывался встать, чтобы убрать портфель в багажное отделение над головой, но по салону все время кто-то ходил, и сосед никак не мог спрятать свой драгоценный веник, что-то недовольно бурча себе под нос. Наконец, все уселись, и ему удалось воплотить свой замысел. Веник с портфелем избавились от нервного хозяина, да и он от них с не меньшим удовольствием, что легко читалось у него на лице.
Белые линии под нами уже слились в одну длинную непрерывную полосу, в ушах заложило, и я
