что думает на этот счет товарищ Варейкис? — спросил Серафимович.
— Он думает как раз то же самое, что и мы, — ответил за меня Гладков, сидевший рядом с Серафимовичем и слышавший наше перешептывание.
Заручившись подписью Серафимовича, я почти бегом устремился к столу президиума, где председательствующий уже поднялся, чтобы проголосовать предложения по «оргвопросу».
— Внеочередное заявление «Кузницы». Просим огласить сейчас же! — сказал я, протягивая ему маленький листок бумаги.
После оглашения нашего короткого заявления шум поднялся со всех сторон:
— Эка новость! В который раз «Кузница» уходит? Назад не пустим.
— А ваши беспартийные согласны с этим? Через их голову действуете, командуете ими! — кричал кто-то.
— Нет, мы договорились с ними в перерыве, они тоже не хотят участвовать в антипартийных делах...
— Ага, «кузнецы»-коммунисты действуют по указке своих беспартийных! Хвостисты!
— Они вынесли к беспартийным разногласия на фракции! В ЦКК их за это!..
Когда собрание несколько угомонилось, выступила Е. М. Соловей «к порядку ведения собрания» и сказала, что нельзя допускать уход «Кузницых» сейчас, когда партия требует чуткого отношения ко всем литературным течениям, исключая, разумеется, враждебные нам; что никто не понесет никакого ущерба, если «оргвопрос», вызвавший такие острые разногласия, будет несколько отодвинут; надо, кроме того, пощадить беспартийных, которые заждались в фойе — поскорее заканчивать фракцию и открывать конференцию.
Кто-то еще увещевал и кто-то поносил «Кузницу», но пресловутый «оргвопрос» как-то сам собой сполз с порядка дня, и фракция, не голосуя его, перешла к обсуждению кандидатур в выборные органы МАПП. Руководители МАПП предложили список с довольно значительным представительством от «Кузницы», и этот список прошел почти единогласно. Мы голосовали вместе со всеми, как бы подчеркивая этим свое удовлетворение по поводу того, что «оргвопрос» отодвинулся и в руководстве мы получаем достаточное количество мест. О том, что мы снимаем свое заявление о выходе из РАПП, решили не объявлять во всеуслышание, чтобы лишний раз «не дразнить гусей». Да и без того было понятно: если участвуем в выборах и входим в правление, значит, остаемся в РАПП.
В несколько минут закончилось и пленарное заседание конференции, проходившее при сильно поредевшем зале.
На другой день мы с Федором Васильевичем отправились к И. М. Варейкису, тепло встретившему нас. Оказалось, что Варейкис действительно «думал как раз то же самое, что и мы», — он признал нашу позицию отвечающей линии партии в художественной литературе и «маневр» на заседании фракции тактически правильным. Больше нам ничего и не требовалось.
Вскоре Ф. В. Гладкову и мне опять пришлось идти в Пролеткульт, на заседание вновь избранного правления МАПП. Проводилось оно уже не в большом зале, а на верхнем этаже, в квартире руководителя Пролеткульта Валериана Федоровича Плетнева. Меня, признаться, удивила такая привязанность МАПП к Пролеткульту, о существовании которого я незадолго до этого и не подозревал, — он, по моим предположениям, уже давно должен был бы самоликвидироваться. Мне думалось тогда: если для конференции и можно было воспользоваться залом Пролеткульта, то заседание правления следовало провести в Доме Герцена на Тверском бульваре или в Доме печати на Никитском бульваре, в любой редакции или издательстве.
Квартира Плетнева, куда нас пригласили, оказалась не менее запущенной, чем гардеробная и зал бывшего морозовского дворца. Хозяин держал в квартире охотничьих собак. Сам он, добродушнейший и веселый здоровяк, в своей несколько беспорядочной обстановке, среди псов и старинных кресел, в куртке с расстегнутым воротом, скорее напоминал бесшабашного помещика из отставных гусар, а не «глашатая новой пролетарской культуры».
В общем, заседать в Пролеткульте, при всем радушии его главы, было как-то неуютно и неуместно. В конце заседания Ф. В. Гладков с присущей ему прямотой предложил поблагодарить гостеприимного хозяина и в дальнейшем устраивать заседания правления МАПП в каком-нибудь другом месте. Я поддержал Федора Васильевича, но рапповцы и сам Плетнев решительно запротестовали. По-видимому, руководители РАПП и не мыслили себя в отрыве от Пролеткульта, никуда не хотели уходить из-под одной с ним крыши.
* * *
В конце июня 1925 года комфракция «Кузницы» заслушала мое сообщение о конференции МАПП, о выступлениях Ф. В. Гладкова, о нашей позиции на фракции МАПП и о разговоре с И. М. Варейкисом. Следуя совету Варейкиса, мы тут же решили просить Московский комитет партии заслушать доклад комфракции «Кузницы» и наметили основные направления этого доклада[2].
1 июля 1925 года на первой полосе «Правды» была опубликована давно ожидаемая резолюция ЦК «О политике партии в области художественной литературы». Самыми разными литературными кругами и группами этот документ был встречен с большим удовлетворением. Казалось, положен конец администрированию со стороны РАПП и заушательствам, каким подвергались писатели в журнале «На посту», выходившем спорадически с 1923 года под редакцией лихой тройки «Волеро» (Волин, Лелевич, Родов). Последний номер этого органа вышел перед опубликованием резолюции ЦК, в июне 1925 года, и последним ударом, нанесенным в нем по «Кузнице», явилась статья некоего Ал. Гербстмана. Поэзия «кузнецов», ославленная в прошлом как «космическая», объявлялась на этот раз «кустарно-ремесленнической», причем в качестве адепта такой поэзии Гербстман прорабатывал Василия Казина. Ф. В. Гладков и весь актив «Кузницы» возмущались по поводу этого выпада и одновременно утешали себя: «В последний раз, в последнем номере!.. Наступают новые времена, веселее будем смотреть вперед!..»
Осенью того же года мне пришлось вплотную включиться в подготовку 3‑го Всесоюзного совещания рабселькоров при «Правде», готовиться к докладу на совещании и решительно отойти от каких бы то ни было других дел, в том числе и от участия в работе «Кузницы». Однако при встречах с Федором Васильевичем в редакциях, в отделе печати ЦК я расспрашивал его о том, как идут дела в «Кузнице». Гладков не раз сетовал на крайнюю сложность положения в РАПИ, ставшей ВАПП, да и в самой «Кузнице». «Новые времена» не очень-то состоялись. Вместо «На посту» возник новый орган, заимствовавший название у Лелевича («На литературном посту» — так называлась книжечка Лелевича, выпущенная еще в 1924 году), а дух — у достославного Волеро. Этот журнал продолжал «дело» журнала «На посту» лишь в несколько смягченной форме. Варейкиса в отделе печати ЦК сменил С. И. Гусев. Военный работник в прошлом, он был сторонником максимальной четкости и порядка и на литературном фронте. В этом отношении ему мог импонировать ВАПП; через ВАПП, казалось, легче будет привести все к одному знаменателю. И еще — ВАПП обеспечивала резервы: расширительно стало трактоваться решение XIII съезда партии о том, что из рабкоров и
