земле, не так-то просто вывести из равновесия. Просто она поняла, что уже никогда не сможет лежать с Лоботрясом на дне колодца и придумывать вместе с ним названия настенным рисункам.
– Отец, мать, дом, – прошептала Нинетта, – волк, ураган, богатство.
Затем она решила взять себя в руки.
Вопреки историям, которые потом о ней слагались (по большей части ложным или изрядно преувеличенным), Нинетта в два счета себя развязала. Ртом выудив из фартука половинку тарелки, острым краем она перерезала веревку.
И даже испытала легкое разочарование. Как глупо поступил Антуан, не обыскав ее. Пока не поняла, что обыскивать ее было незачем. Ведь печь была заперта. Железная дверца открывалась только снаружи.
Через отверстие в дымоходе, высоко наверху, Нинетта наблюдала за течением времени. В печь ее, должно быть, положили рано утром, уже рассвело, но в голубой цвет небо окрасилось гораздо позже. Ближе к полудню выглянуло солнце, затем приплыли облака, наступили сумерки и, наконец, довольно резко стемнело. Ей открывался кусочек беззвездной ночи, черный и круглый, как ягода.
Ее последняя ночь.
Она лихорадочно придумывала и отвергала сотни планов, кричала и звала на помощь, но даже если кто-то и слышал ее крик, кто в те дни отважился бы спасти никому не нужную девочку?
Она сидела и сидела в ожидании чуда, сжимая в руках два тарелочных осколка.
Глазурь на них потрескалась, и лишь местами проступал синий рисунок.
Она смотрела наверх, сквозь длинный дымоход. Сделанный из кирпича, так же как дымоход в ее родном колодце, он был выше, гораздо выше. Ах, если бы у нее сейчас было шестьдесят осколков вместо ничтожных двух.
Она оказалась во дворце. Мраморные полы, величавые колонны, сусальное золото, мех и блюда, блюда, полные яств. Жаркое из дичи, птица, заливные яйца. У Нинетты потекли слюнки.
В зале собрались люди в роскошных одеждах: короли, императрицы, генералы, кардиналы. И она в своем рваном сером платьице. На нее оборачивались. Шушукались и хихикали.
Только сейчас она заметила, что стоит в очереди. Гости впереди и позади нее держали в руках дорогие дары. Кто-то коня в подарочной упаковке, из-под которой торчали копыта. Кто-то сверкающий бриллиантами сверток.
В панике Нинетта ощупала карманы фартука. Она была уверена, что тоже принесла подарок. Его наверняка украли. Она огляделась и услышала, что смех и шепот становятся все громче. Подходила ее очередь. Ее прошиб холодный пот.
Она не видела человека, которому предназначались дары. Трон обволакивал густой туман. Виднелись только ноги.
– У меня были… – промямлила она. – Я думаю, что… кто-то…
Повисла леденящая тишина.
Нинетта достала из фартука половинки тарелки. Они всегда были невзрачными на вид – потрескавшаяся глазурь, сколотые края. Теперь же они выглядели и вовсе курам на смех.
Вокруг захихикали. Сначала тихо, потом громче, и наконец весь дворец гоготал как сумасшедший.
Откуда ни возьмись рядом появился Лоботряс III. Она узнала его по вялой руке, а не по лицу, которое изменилось до неузнаваемости – оно превратилось в пирог. Нинетта не сразу разобрала, что он говорит.
– Иногда две половинки тарелки – это все, что человеку нужно, – сказал пирог.
Нинетта пришла в ярость.
– Обманщик!
Когда она очнулась ото сна, печь уже растапливалась. Поначалу тепло было приятным. Согревающим ее промерзшие косточки. Но она знала, что вскоре жар будет нестерпимым.
– Обманщик, – тихо повторила она. Гнев, который она испытывала во сне, исчез. Осталась лишь усталость. Такая сильная, что она больше не в состоянии была спорить с Лоботрясом, продолжавшим говорить в ее голове.
Иногда все, что тебе нужно, – это две половинки тарелки.
«Да, – согласилась она про себя. – Да, да».
И чуть снова не провалилась в сон. Однако за секунду сонливость как рукой сняло, и Нинетта почувствовала необычайный прилив сил. Она посмотрела на осколки у себя на коленях, затем взглянула наверх, сквозь длиннющий дымоход. Было слышно, как Антуан пыхтит возле печки. Чтобы как следует растопить печь, требуется много дров. Он беседовал сам с собой, но слов было не разобрать. Впрочем, это не имело значения.
Она резко вскочила на ноги.
Кирпичная кладка дымохода была довольно рыхлой. Нинетта соскребла немного цемента и воткнула половинку тарелки между кирпичами. После чего осторожно забралась на нее одной ногой. Пытаясь сохранить равновесие, она вытащила из фартука второй осколок, воткнула его в стену чуть повыше и залезла на него обеими ногами. Затем, согнув колени, наклонилась, что потребовало от нее невообразимой ловкости и устойчивости, выдернула нижний осколок из стены и переместила его еще выше.
Так Нинетта карабкалась вверх по дымоходу дровяной печи. Чем выше она поднималась, тем неумолимее он сужался. Наконец она оказалась полностью зажатой между стен.
Ее силу, мужество и упорство трудно переоценить. Никакой другой двенадцатилетней девочке не хватило бы проворства, никакую другую двенадцатилетнюю девочку не выдержал бы тарелочный осколок. Возможно, единственный раз в жизни беспрестанное голодание сыграло ей на руку. Когда она наконец добралась до цели, когда, едва не задохнувшись в клубах дыма, с неимоверным трудом протиснулась сквозь узкое отверстие дымохода, спина ее от лопаток до копчика была испещрена ссадинами и ожогами, а мышцы горели огнем. Но переполнявший ее триумф и бьющая через край воля к жизни заглушали любую боль.
XII
Мэр Бадума был доволен. Более чем. Из окна своего кабинета он обозревал вечерний город. Торговля шла бойко. Открылось бюро путешествий. Бадум уже давно не развивался такими темпами. Планы по расширению города предусматривали перенос крепостного вала, дабы взять под его защиту каждый дом. Если раньше начальник полиции разрывался на части, гоняясь за бандами беспризорников, то теперь у него даже появилось время отвечать на вопросы приезжих.
– Да, трудные были времена, – сетовал он. – Пик детской преступности. Пришлось действовать жестко. Но мы справились. Сегодня Бадум самый безопасный город на Востоке.
Расцвет Бадума не остался незамеченным. Из королевского дворца пришло письмо с выражением высочайшего одобрения. И сегодня утром посреди площади министр посвятил мэра в рыцари.
На церемонию не пожалели средств. Площадь вымели до последней песчинки. Город украшали две сотни новехоньких шелковых знамен с гербом Бадума. С нагорья к центру вела красная ковровая дорожка. Пекарь напек пирогов в расчете на каждую семью.
Церемония прошла безупречно. Супруга мэра в лучшем наряде с малышом на руках, дети, одетые как с картинки. Тишина на площади, всеобщий восторг в ответ на оказание ему высшей почести – посвящение в рыцари. Ну а то, что толпа изредка бросала голодные взгляды на пироги, разложенные на длинных столах… это было даже трогательно, народ есть народ.
