class="a">[3] и другими. Поэтому неудивительно, что я заполнил этой музыкой свой класс.
Кроме музыки, я притащил туда свой довольно громкий голос, еще более яркую личность и целый «мешок с подарками» историй. Чтобы вызвать интерес у учеников, я без конца рассказывал байки о собственных приключениях в Бронксе. Но что мне было делать дальше? Я был предоставлен самому себе и должен был сам планировать следующие шаги. Как мне привлечь внимание ребят к предметам, которые они не считают важными? Как доказать им, что они могут учиться, когда долгие годы их убеждали в обратном? Никто из нас – ни учитель, ни ученики – не имели никакой поддержки. Учебный план? Нет никакого плана. Объем и последовательность изложения предмета? Первый раз об этом слышу. Форма контроля? Не существует. Отчеты? Не забивайте себе голову.
За три дня до моего первого Рождества в роли учителя белый мужчина по имени Бернард Гетц застрелил четырех черных подростков в поезде метро на Манхэттене. Все четверо убитых были из Бронкса. Все безоружные. Двое застрелены в спину.
Когда мы вернулись в школу после каникул, я раздал ученикам новый материал для чтения: первую страницу газеты со статьями о «Дружиннике из метро».
Тема не могла быть более злободневной. Выстрелы раздались в том самом поезде, на котором часто ездили мы с учениками. Мы сидели рядом, и этот факт уже разрушал самые распространенные стереотипы. Другие цветные ребята считали меня чуть ли не личным помощником Бернарда Гетца и злобно смотрели на тех, кто просто разговаривал со мной. Другие белые видели в моих учениках угрозу для жизни и старались сохранять с ними максимально возможную дистанцию. Город разделился на два лагеря. Мэр Нью-Йорка Эд Коч только пожимал плечами и говорил: «Что я могу сделать?» В нашем районе на этот риторический вопрос обычно отвечали: «Есть дерьмо».
Поэтому мы обсуждали произошедшее.
В классе мы говорили о расизме, о порочном круге безнадежности, о том, что значит ненавидеть или бояться людей, если они «другие», то есть отличаются от нас.
Мы садились в круг, и каждый ученик знал, что его услышат. Мы обсуждали, что значит «мы» и кого мы считаем «своими».
Один мальчик потряс меня, когда сказал: «Эй, Ритц, вы не просто так затесались среди нас. Вы не похожи на белого. Вы не похожи на черного. Вы не такой, как другие учителя. Вы не ведете себя, как начальство, но мне кажется, что вас послали сюда, чтобы вести нас куда-нибудь».
«Я не всегда знаю, куда нам идти, – признался я. – Но я уверен: ты должен проявить себя, чтобы стать взрослым. Только постарайся, и ум себя покажет».
Когда мы читали новости о том, что происходило у нас под боком, я пытался заставить учеников продумать свои следующие шаги. «Это истории о людях, требующих справедливости, – сказал я им однажды. – Но если мы хотим, чтобы что-то реально изменилось, то должны начать с себя. Что еще мы можем сделать и кого привлечь?» Ребята кивали в знак согласия.
Напряжение усугублялось тем, что большая часть людей, которые обладали властью над их жизнью – учителя, старосты, консультанты, школьные администраторы, представители правительства и даже полицейские – были белыми. Эти люди не жили среди них и не могли говорить на их языке. «Такое ощущение, что они делают на нас деньги», – сказала одна девочка, и мне нечего было ей возразить.
Нам отчаянно нужны были великие афроамериканские или латиноамериканские герои, как в сфере образования, так и в кино и литературе. Покажите ребенку, что кто-то, похожий на него, может быть сильным и смелым, что он способен изменить мир к лучшему, – и вы откроете ему целую вселенную. Вместо этого мои ученики видят ответственных лиц, которые, в лучшем случае, просто суют нос в чужие дела. Эти люди приехали в Бронкс, чтобы получать зарплату, но свою жизнь они строят в другом месте, далеко-далеко отсюда.
Задолго до того, как Спайк Ли научил нас: «Делай как надо!», а «Паблик Энеми» прокричали: «Не верь подделке!», мы чувствовали себя отделенными от общества и неравными остальным. Однако у нас были свои гимны и мантры, которые могли навсегда изменить нашу жизнь.
Каждый день я и мои ученики испытывали на своей шкуре последствия решений, принятых теми ответственными людьми, которых мы никогда не встречали. Чтобы изменить ситуацию в моем классе, я пытался быть максимально открытым. Одним из приемов, который я использовал, было построение урока на нашем общем с учениками опыте.
В один дождливый мрачный понедельник я приехал в школу и обнаружил, что невидимые ответственные лица поручили мне преподавать новый раздел математики. Я зашел в класс и объявил: «Леди и джентльмены, мне нужна ваша помощь. Если я когда-нибудь перееду в собственную квартиру, мне понадобится рассчитать бюджет».
Покажите ребенку, что кто-то, похожий на него, может быть сильным и смелым, что он способен изменить мир к лучшему, – и вы откроете ему целую вселенную.
Так я представил математический проект под названием «Как растянуть свои деньги до конца месяца». Он получился долгосрочным, многоуровневым и стал прекрасным опытом для всех нас. Проект продолжался, пока я действительно не переехал на новое место.
Я ничего не выдумал. Мои ученики прекрасно знали, как мне хочется переселиться от родителей и жить в собственной квартире. На самом деле они стимулировали это мое желание. Они искренне хотели, чтобы я уютно устроился, а не просто вселился в какую-нибудь дешевую помойку.
«Но вы же не хотите снять квартиру тут, по соседству, – сказал мне Рамон. – Мы найдем вам кое-что получше». Мой успех был бы их успехом.
Их интерес к моей жизни и стремление помочь тронули меня. Мы просматривали объявления в ежедневной газете и «Вестнике Гринвич-Виллиджа» о сдаче квартир, а попутно читали интересные заметки. Мы начали работать над моим ежемесячным бюджетом.
«Вот мой последний расчетный листок, который я получил с зарплатой – сказал я, раздавая первое задание. – Что вы можете заметить?»
«Что верхняя цифра намного больше нижней», – сказала Энджел.
«Точно. Вы должны обратить внимание на разницу между окладом и той суммой, которую я уношу домой, – кивнул я в ответ. – Все, что между ними, – налоги и другие выплаты».
«Выплаты? Это то же самое, что вычитание?» – спросил Армонд, обнаруживая именно ту связь между математикой и жизнью, которую я надеялся показать.
«Эй, вычитание – это дрянь, – сказала со смешком Энджел. – Как будто тебя обокрали – обломали, и все».
«Теперь я знаю, что они называют это налогами», – ухмыльнулся Мэнни.
