нас отшить?
…на острие лепестков пахнущих как сумасшедшие розовые глиняные лилии в смешанной колоде карт таро, на верблюжье одеяло мы легли в одиночестве. Дон Жуан пожадничал мне тридцать семь тысяч, которые сам же потратил. Два его друга тоже влюбились в меня. Номер один и номер два. Было смешно кокетничать с ними. На глазах у Дон Жуана. Сокращенно Донж.
Мог бы и отдать, не смотря на смерть свою, боль, укусы, секс, сладость и страсть. ОН до сих пор влюблён. Э-э-э…
Я лежу одна. Раздевшись. Сняв с себя всё. Платье. Чулки. Бюстгальтер. Трусы.
Донж замерз в моей ледяной пустыне.
Изобретатели не смеют расслабляться.
Терять контроль над собой.
Я сама заплачу за тебя эти деньги. Но ты меня подставил зря.
…на острие лепестков пахнущих как сумасшедшие розовые глиняные лилии в смешанной колоде карт таро.
Это тоже песня.
третье ПИСЬМО ИЗ НИГЕРИИ ОТ Олуфеми Лиджаду было отправлено Агате Поти, не смотря на просьбу более не писать
«Уважаемая госпожа Поти.
Я понять Вас. Но мне надо довести событие к контенту.
Высылаю вам лицензию. Смотреть Вам. Если не верите, то сделайте отказ официально через министерство.
Это облегчит участь вашего наследства.
Средства можно отдать детям голодающим. Сиротам. Малюткам, оставленным родителем.
Или просто бедным…»
Агата поняла: не отстанет. Пока не послать, куда подальше. Бонифаций говорил тоже самое. Лишь Галя недоумённо пожимала плечами.
Испания — город больниц и лечебниц. Найти нужного пациента, значит стать Шерлок Холмсом.
Умирающих с фамилией Поти оказалось больше сорока человек. Демов тринадцать. А Демов Леми два. Один из них дед Митя.
Второй вопрос, где взять деньги на поездку? Пенсия — кот наплакал. Сын зарабатывает немного. Занять у Гали и того смешнее, её давно уволили из-за слабого здоровья. И последнее время Галя подрабатывает уборщицей. Выход был один — продать дачу. Но как? Рука не поднималась!
Жалко, жалко…этих хилых яблонь, изъеденных жучками смородин!
— Не вздумай! — нахмурился Бонифаций. — Куда мы с друзьями будем уединяться? Ты же знаешь, у нас музыкальная группа. Барабаны. Гитары.
— А что мне делать? — Агата ласково посмотрела на сына. Взрослый! Командует. Молодец.
— Что, что…вспомни своего Донжа! Он нажёг электричества почти на сорок тысяч! И ты отрабатывала эти гроши! Сиди дома. Заблокируй аккаунт. Продолжай мастерить свой кешбек — Куш
— Я уже смастерила.
— Усовершенствуй!
— Тогда откуда у меня эти мысли, что я всё равно однажды поеду в кругосветку? И теперь я определилась — искать деда. Я хочу вернуться счастливой и успешной.
— Ага…а вернёшься старой и больной. Знаю я вас, путешествующих!
— Может, на работу вернуться? Меня звали в частный сектор. Переводчики всегда нужны. Могу оформиться индивидуалкой. Или начну делать украшения, например из дерева и смолы. Помнишь, у меня хорошо получалось! И даже покупалось. Каждую осень у меня возникают подобные желания…
— Но ты же хотела лечить людей. Столько времени потратила! — Бонифаций присел на диван. Затем разлегся, вытянув ноги.
Любимый мой сынок…
— Лечить без лицензии. Без испытаний. Без базы и офиса. Такого быть не может.
— Отчего бы нет. Подай объявление на авито.
— Мне проще выучить тайский и переписываться с жителями острова. Поедать спагетти, болтать с торговками на рынке, работать синхронисткой с индийского на арабский, волонтёрить, сесть за руль мотоцикла, глядя на закат, наслаждаться ветром курильских трасс, — возразила Агата.
— Пойми, что Дем Леми Поти — это не твой дед. И не мой прадед. Тебя прост о разводят. Хотят, чтобы ты оплатила якобы пошлину в диком размере. И твоё путешествие по больницам Испании никуда тебя не заведёт. И как ты будешь общаться с человеком, находящимся в глубокой коме?
— У меня есть кешбек, мой прибор двадцать-двадцать. Мне надо будет только приложить его к пульсу. И человек поправится! — настаивала Агата.
— Кто тебе разрешит сделать это? В больницу даже пронести не получится это кривое твоё изделие…
— А помнишь, когда умерла бабушка, я уехала в Индию? А год тому назад мне удалось побывать в Монголии, затем я свалила на Уральские горы? Мне надо перезарядиться. Моя батарейка полуразряжена. Кроме этого нас пугают этими карантинами, картонными инфекциями. Какая-то бесконечность…не приходящая в сознание. Отчего бы тебе, сын, родной и близкий самый мой человек, не сказать: Езжай! Живи и радуйся! Ибо самое худшее — это застыть в смоле бабочкой, стрекозой, мухой, мышкой. За окном всё то же кино. Мой кешбек-2020 нужен лишь мне одной. Я просто хочу переключить канал. Увидеть своего деда. Выйти, надев свои украшения из смолы и дерева. Надеть новый свитер и куртку, сшитую моими руками, с вышивкой и люрексом…Устала прятаться дома за этими своими изобретениями!
— Не забывай, что у тебя куча поклонников, — Бонифаций ласково зевнул. После ужина, приготовленного Агатой, после чая и ватрушек с творогом хотелось спать.
— И что? Жизнь уже кончается.
— Что-о? Мама, не выдумывай. Ты ещё замуж выйдешь, вот увидишь!
— Лучше сам женись! — Агата потрепала сына по вихрастому затылку.
— Сначала дело, а девушки потом…
— Ладно…
— И всё-таки, мама, брось ты бредить своим дедом. Бабушка же явно и чётко сказала: помер он! Завтра пришлют письмо, что у тебя ещё дядя жив, тётушка и какой-нибудь троюродный внебрачный брат. Или ожила дочь, которую ты даже не зачинала. И все они находятся на Сатурне! Тогда что? Будешь искать межгалактический корабль? Космическую орбиту? И полетишь? Это уже перебор! Сиди дома! Жди меня с работы. Готовь ужины. А по выходным жди, когда я вернусь с дачи. Я и мои друзья-музыканты. В конце концов, сходите с тётей Галей в филармонию…это увлекает…
Сын повернулся на правый бок и закрыл глаза, засыпая.
«Замуж! — усмехнулась Агата. — Да я хоть со всеми тремя друзьями Донжа пересплю. Для создания семьи это не поможет: все друзья Донжа беспросветно женаты. А вернуть любимого не получится…разве только пококетничать…»
Четвёртое и пятое письмо от Олуфеми Лиджаду из Нигерии было ещё более пафосным и настойчивым. Сезон тушканчиков подходил к своему завершению. Адвокат Олуфеми Лиджаду начал торговаться, снижать сумму налога сначала вдвое, затем вдесятеро. Это была уже приемлемая сумма, с пересчётом на рубли получалось около сорока тысяч. «Да вы что сговорились что ли, Донж тоже кинул меня на тридцать семь тысяч!» — подумала про себя Агата.
И села писать свои лирические письма в контакте:
«Рванусь, ринусь бежать, но пойму, что лучше уже не будет с нами, со всеми, с родиной нашей. Ибо для тебя было всё — лучшее во мне, во всех, в изобретениях, обретениях, талантах, всё в нас
